Гидрокостюм делает меня обтекаемой, придает грациозность и скорость движениям. Я могу перестать грести, но продолжу плыть. Я легка и невесома. Во время плавания моя женственность почти полностью отступает. Интересно, может быть, одна из целей жизни каждого человека – объединить оба пола. «Когда вы сделаете двоих одним, – говорит Иисус в Евангелии от Фомы, – и когда вы сделаете внутреннюю сторону как внешнюю сторону, и внешнюю сторону как внутреннюю сторону, и верхнюю сторону как нижнюю сторону, и когда вы сделаете мужчину и женщину одним, тогда вы войдете в царствие».

Самым неожиданным результатом размытия моего гендера стало то, что мужской образ Бога, который я знала с детства, потерял свою силу. В детстве Бог всегда и везде представлялся мне мужчиной. Но божественное таинство нельзя одомашнить, свести к раз и навсегда определенному, окаменевшему образу. Это идолопоклонство. То, что я меньше чувствую себя женщиной, значит и то, что мне больше не нужно мужское божество. Вместо этого я ощущаю новую силу, скрытую в черном пространстве подо мной. В этом духе нет ничего предсказуемого или прирученного. Он стихиен. Андрогинен. Порожден хаосом. Это – атавистическая мощь, Кинг-Конг из «Кинг-конг-теории» Виржини Депант, догендерная дикость, которую мы теряем, входя в рамки строгой бинарности. Таннин, как называют его в Библии, глубина.

Я возвращаюсь. Солнечные лучи искрятся на воде, словно блестками усыпая дорожку, по которой я плыву обратно, пайетка к пайетке. «Существуют такие истории, Боже, – пишет Фанни Хау, – которые скользят параллельно подо всем, что происходит, и такие истории выпрыгивают на свет серебристой рыбкой, только когда хотят видеть, где же они живут по отношению ко всему другому вокруг».

Медленно проступают очертания дна озера. Оно похоже на древнюю лунную поверхность: круглые камни, покрытые мягким илом, за ними изломанные шишковатые корни деревьев. Я нащупываю ногами вязкую почву и выпрямляюсь – вода потоком устремляется из-под гидрокостюма. Материал, который делал меня невесомой в воде, теперь намок и отяжелел. Я упираюсь обеими руками в поросший травой край, чтобы не упасть. Маленькая девочка подбегает и серьезно глядит на меня блестящими карими глазами. Затем возвращается к матери, складывает маленькие ручки вокруг ее уха и громко шепчет: «Давай спросим, что она нашла».

Я поднялась по ступеням метро, толкнула турникет и устремилась в ненастье осенней ночи. Уже на выходе со станции я почувствовала, как грудь кипит от неистового, пламенного гнева. Я прошла мимо темных деревьев Проспект-парка и двинулась дальше, к Флатбуш-авеню. Некоторые люди говорят, что гнев ослепляет, застит глаза. Со мной все было наоборот – ярость обострила внимание. В мокром асфальте отражалась красная вывеска банкомата. Я видела, как в магазинчике на углу полицейский покупает кофе в белом бумажном стаканчике. Я шла дальше, мимо маникюрного салона с пирамидой лаков всевозможных оттенков, мимо овощного с лимонами и лаймами, блестящими за стеклянной дверью, налево, в район Мидвуд, под беснующиеся кроны, так же мало походившие на деревья в мягких лучах солнца, как живой человек на зомби. Ветви яростно хлестали в зеленоватом свете фонарей.

Мне было о чем переживать. Я не была уверена, что смогу собрать достаточно денег на колледж для дочери, а еще появилось какое-то странное кожное заболевание: под лямками бюстгалтера и под поясом джинсов проступила сыпь. Но все это отошло на второй план. В ту ночь весь гнев концентрировался исключительно на моем муже.

У Майка много хороших качеств, но аккуратность – не его сильная сторона. Он часто в шутку рассказывает о том, как сосед заглянул к нему в окно, пока его не было дома, и вызвал полицию, решив, что грабители перевернули все внутри вверх дном, как он поджег банку арахисового масла или как из люстры над его головой несколько лет капала вода. Когда я приезжала к нему в Вирджинию, пока мы поддерживали отношения на расстоянии, в квартиру каждую ночь приходил енот, научившийся пользоваться дверцей для кошек, чтобы порыться в мусоре.

Майк переехал в Бруклин в 2005 году, мы поженились в 2008-м. Совместная жизнь никак не повлияла на его неряшливость. Кажется, он находил какое-то очарование в беспорядке, но я десять лет до этого с трудом воспитывала ребенка в одиночестве и видела в его небрежности не только дополнительную работу по дому, но и угрозу. Моя мать умерла годом раньше, одна в своем доме в Олбани, штат Нью-Йорк. Пока я добралась до нее из Бруклина, тело успели увезти, но внутри нас с братом ждал хаос: по всему полу валялись газеты, опрокинутые ящики и пустые контейнеры из-под еды.

Неаккуратность Майка отдавала для меня смертью, таила дурное предзнаменование. Я боялась, что от его беззаботности пострадаю я или моя дочь. Он повсюду оставлял грязную одежду, не закрывал дверцы, не задвигал ящики и ни разу не предложил приготовить еду, сменить кошачий лоток или заправить постель.

Оглядываясь назад, я понимаю, что причины моего бешенства лежали намного глубже неаккуратности Майка. Мы десять лет жили с дочерью вдвоем, и я успела забыть, как просто мужчины переключаются: как их полностью поглощает работа, спортивная команда, компьютер. Я была зла на него за то, что он заставлял меня нести всю тяжесть совместного быта в одиночку, так же сильно, как и на себя саму за то, что чувствовала гнет и ответственность за исполнение домашних дел.

В эту ночь мой внутренний конфликт достиг пика. Стоит ли высказать все мужу или и дальше держать это в себе? Я только свернула к Бедфорду, но уже знала, что в раковине меня будет ждать грязная посуда, а в спальне – незаправленная кровать. Что найду его трусы на полу, несмытый плевок в раковине ванной и даже мочу в унитазе. Холодный ветер бросал в лицо крупинки льда. У обочины валялись собачье дерьмо и куриные кости, красный глаз светофора смотрел по сторонам, как гигантское бесовское наваждение. Мне казалось, будто ветер не только дует в грудь, облепляя тело курткой, но и сквозит в голове, настежь распахивая дверь навстречу моему гневу.

* * *

Как и многие женщины, большую часть жизни до менопаузы я расстраивалась, а не злилась. Я сдерживала и подавляла гнев, пока мне почти не удалось убедить себя, что я не испытываю его вовсе. Я упивалась ощущением расщепленности, полупрозрачности. Это было немного похоже на опьянение – не иметь единого «я». Быть невесомой, как призрак. «Чтобы не чувствовать гнева, женщине иногда приходится отказываться от проявления любых эмоций», – пишет психотерапевт Мэри Валентис.

* * *

В «Учебнике по гневу для женщин» (Anger Workbook for Women) 2004 года доктора Лоры Петрачек есть проверочные тесты и упражнения, которые помогают женщинам, испытывающим гнев, начать применять техники когнитивно-поведенческой терапии. Во вступлении автор подчеркивает, до какой степени культура не принимает женскую агрессию[64], как нам повторяют, что злиться – это не женственно, как гнев лишает нас в глазах общества не только женских, но и просто человеческих качеств. Злая женщина несет в себе такую угрозу, что в прежние времена ее обвиняли в одержимости дьяволом. Злой мужчина – это просто мужчина. Злая женщина – жертва стигматизации и стереотипов, это крикливая жена, чокнутая бывшая, оголтелая феминаци. Я в точности узнала себя в описании женщины, которая настолько боится собственного гнева, что контролирует не только его проявления, но даже мысли о том, что она его испытывает.