Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что будем есть, пить?
– Лес прокормит… – Надя достала из кобуры пистолет, вытащила из него обойму, осмотрела ее, снова вставила на место, словно убеждалась, есть ли там патроны. Вера тоже вытащила пистолет, он был совсем еще новенький, она получила его взамен старого накануне вылета.
Покрутила его в руках, довольная, сказала:
– Новенький. Перед вылетом получила… – и засунула пистолет в кобуру.
– Пистолеты есть, патроны есть, ежевика есть… Теперь нам и сам черт не страшен, – весело проговорила Надя.
– Черт-то нам не страшен, с ним бы мы справились, а вот если немцев встретим, тогда нам хана…
– В лес ходить они боятся, напуганы партизанами. Так что спасение наше только в лесу.
Они замолчали, лениво жевали ежевику.
В лесу сгущались сумерки, отчетливее слышались шорохи, крики птиц. Неожиданно поблизости раздался треск ломаемого кустарника.
Они насторожились, замерли. Надя потихонечку отстегнула кнопку кобуры, вытащила пистолет. К кобуре потянулась и рука Веры.
Треск кустов усиливался, приближался. Он был настолько звучным, что казалось, будто через ельник пробирается по крайней мере взвод солдат или танк.
«Если немцы, наши дела плохи, – обожгла Надю тревожная мысль, но она тут же стала утешать себя: – Может, не заметят, пройдут мимо?» – и предупредила Веру:
– Без команды не стреляй.
Летая на бомбежку, воздушную разведку, Надя не испытывала такого страха, как сейчас. Находясь в самолете, она знала, что надо делать в воздухе. Полет захватывал ее, вызывал боевое возбуждение, все она делала уверенно, четко, смело, чувство опасности как-то не касалось ее сознания. Даже сегодня, когда истребители подожгли моторы, Надя управляла самолетом спокойно, не испытывала растерянности, смятения, думая лишь об одном: как благополучно посадить горящую машину и спасти экипаж. Если бы даже ее смертельно ранило в воздухе, она знала, что самолет не бросит, прикажет членам экипажа покинуть борт машины, а сама направит ПЕ-2 на врага. Это для нее давно решенный вопрос, и по-другому поступать она себе не мыслила. Но, оказавшись в этом лесу, в тылу врага, Надя вдруг почувствовала себя беспомощной, беззащитной, и ее охватил страх. Может быть, это был и не страх, по натуре она была женщиной смелой, мужественной, а, скорее всего, – минутная растерянность. Растерянность от того, что она до этого в лесу не бывала и не представляла, как вести себя в нем. Огромный лес оглушил ее, подавил своей масштабностью, неизвестностью.
Между тем треск и шум кустарника слышались почти рядом. Они лежали, боясь шелохнуться, готовые слиться с травой, лишь бы только остаться незамеченными. Но вот шум затих, и на небольшую прогалину вышел огромный лось.
– Смотри! – толкнула Надя в бок подругу.
Лось настороженно, беспокойно водил из стороны в сторону большой мордой, почувствовав, очевидно, поблизости людей. Длинные красивые рога его тревожно вздрагивали. Издав резкий звук (возможно, он предупреждал свое стадо об опасности), он скрылся в кустах.
– Лось пришел к нам на свидание, а мы растерялись, – рассмеялась Надя, укладывая в кобуру пистолет.
– Жених что надо. Красавец… – дрогнули губы Веры в слабой улыбке.
Полежав еще с полчасика, Надя помогла Вере подняться, и они вышли из ельника. В лесу уже густо плавали сумерки, деревья сливались в одну сплошную темно-коричневую массу. Вверху сквозь листья деревьев слабо светили звезды.
К дороге вышли осторожно, постояли, прислушиваясь, нет ли гула машин. Но вокруг было тихо, и они перешли шоссе. Дорога была хорошо накатанная, хотя и проселочная, но широкая и ухоженная. Видно, по ней ездили часто.
Девушки торопливо уходили от дороги подальше в лес. Идти стало труднее, они то и дело натыкались в темноте на деревья, вперед продвигались медленно.
Надя временами поднимала к глазам руку, на которой находился компас, уточняла направление движения.
Изредка с деревьев взлетали вспугнутые ими птицы, девушки оторопело останавливались, ждали две-три секунды и шли дальше.
Вера все сильнее опиралась на плечо Нади, боль в ноге отдавалась во всем теле. Она понимала, что доставляет немало хлопот Наде, но что можно было сделать в ее положении? Не оставаться же одной в лесу, да и Надя никогда бы на это не согласилась.
На рассвете девушки остановились. Наломав еловых веток, Надя разбросала их по земле – получилось что-то вроде настила, и они легли, словно провалились в темную глухую яму: сон тут же сковал их мысли.
Проснулись, когда солнце уже пригревало и в лесу было тепло. Надя обшарила ближайшую поляну, насобирала немного ежевики, черники, земляники, принесла Вере. Стесняясь своей малоподвижности, Вера ела вяло, неохотно, виновато прятала глаза.
«А если бы такое случилось с Надей? Я ведь тоже не бросила бы ее… Как же иначе? Почему же тогда лезут мне в голову такие нелепые мысли, будто я ей в тягость и она на меня в обиде?»
– Ешь, Вера, ешь, не теряй фигуры… – подбадривала ее шуткой Надя. – Тебе теперь бы отбивную, но в лесу они, к сожалению, не растут. Можно, конечно, подстрелить фазана или тетерева, но, во-первых, есть сырое мясо мы с тобой еще не научились, а, во-вторых, стрельбой можем привлечь к себе немцев.
Вера встряхнула головой:
– Тогда они нам устроят такие отбивные!
– Свою жизнь за дешево не отдадим. У тебя две обоймы, у меня две… Так что постоим за себя в случае чего…
– Может, пронесет… – вздохнула Вера.
– Конечно! – подхватила Надя. – Мы с тобой везучие.
– Ты – да, я – нет. Мне всегда как-то в жизни не везло.
– Еще повезет, какие наши годы… Ну, двинули?
И снова они пошли на восток.
К вечеру Вера так устала, что упала на землю: дальше идти не могла.
– Слушай, Надя, – сказала она вялым, приглушенным голосом. – Оставь меня здесь, а сама иди… Может, встретишь партизан или вообще наших людей из какого-либо села, тогда вернетесь, заберете меня, я выдержу… Дождусь… Отметь на карте, где оставишь меня, и иди. Иди, прошу тебя…
Надя вскинула на Веру сухие, гневные глаза.
– Ты эти глупые мысли из головы выброси! И чтобы я не слышала! Ты ведь знаешь, что я тебя не оставлю. Зачем же терзаешь мою душу? Мы или останемся живы, или погибнем, но вместе. Я не подлая тварь, чтобы бросать тебя… И ты не обижай меня.
– Прости… – по лицу Веры катились слезы. – Я хотела как лучше…
– А лучше нам только вместе. В одиночку действительно затеряемся и погибнем в таком лесу.
Ночь для них была тяжелой, беспокойной.
Вера временами забывалась, бредила, звала мать, какого-то Игоря. Спала Надя урывками, успокаивала Веру, прикладывала к ее голове мокрый платок, который смачивала в ручье…