– В облаках шли. Так что не очень беспокоили.

Аня завистливо смотрела на чашки с помидорами, солеными огурцами и глотала слюни.

– Богато живете, – подала она голос.

– А пошто нам жить бедно? Мы у себя дома. Население поддерживает нас хорошо. Это пусть фрицы стучат зубами, как волки на псарне…

Аня не выдержала:

– Ой, грибочки соленые!

Федоркович заспешил, засуетился.

– Раздевайтесь, присаживайтесь. Командир наказал, чтоб прием был на уровне. Сильно уважает летчиков.

– А где же он сам? – спросила Ольга.

– Известно где. На задание ушли. Слышали: «рельсовая война»?

– Слышали…

– Вот этим и занимаемся… Да вы садитесь, садитесь к столу.

Девушки сели к столу. Аня взяла огурец, откусила, и он сочно захрустел на зубах.

– Вкусно как!..

– А вы давно летаете?

– Давно…

– И не трусите?

Аня покосилась на Ольгу, тихо сказала:

– Привыкли. – Она быстро справилась с огурцом, потянулась за вторым.

– Уж очень молоды вы, поэтому так и говорю. Вам бы с девицами хороводы водить…

– Еще все впереди… – вздохнула Ольга.

Пододвинув им кружи с самогоном, Федоркович продолжал:

– Мы тоже бьем тут немцев, шороху наводим. Летят под откос ихние эшелоны. И вчера почитай все ушли на задание. Самая малость тут осталась. Для охраны. – Он поднял кружку. – Первач… Светлый, как слеза. Кедров в селе раздобыл. Ну, за благополучный прилет.

Девушки растерянно переглянулись, дело принимало неприятный оборот.

– Нам нельзя, – отставила кружку Ольга.

Федоркович огорченно развел руками.

– Другого не имеем… Только вот самогон.

– Да и некогда нам, – добавила Аня, смягчая отказ Ольги.

– Мы быстренько, – не унимался старик. – Для бодрости, по маленькой… Летчики, знаю, это дело уважают.

Девушкам ничего не оставалось, как признаться во всем. Они сняли шлемофоны, и Федоркович опешил, увидев их кудрявые головы.

– Святая Мадонна! Да вы, оказывается, женский пол?! Ольга не сдержалась, рассмеялась:

– Выходит, женский пол…

– А я-то, старый дурень! – казнил он себя за оплошность. – Да ить темно. Этот «светильник» лишь коптит, не светит. И Кедров промолчал. А, так вот отчего он зубы скалил! Меня хотел надуть… Ну, погоди, рыжий дьявол! По правде сказать, и у меня сомнения возникали. Голоса у вас того… жидковаты для мужского роду, и духами в нос шибает – не продохнуть. Не по-мужски это. Да не поверил я. Думаю себе: чтобы девушки на самолете к нам, в самое пекло?! Не может этого быть!

– Обижаете нас, женщин… – все еще улыбаясь, возразила Ольга. Ей было искренне жаль этого пожилого доброго человека, и она уже ругала себя за то, что не призналась сразу.

Федоркович встал из-за стола, виновато проговорил:

– Извините, барышни, промашку дал. Чая-то у нас и нет. Самогон вот есть, а чая нет. Но я раздобуду. Один момент… – и он заспешил к выходу.

– Забавный старикан, – произнесла Аня, вытаскивая из планшета письмо. – Перед самым вылетом принесли. И прочитать не успела.

Ольга потянулась к чашке с грибами, подцепила вилкой толстый упругий боровик, положила в рот.

– Объеденье… – Она еще достала гриб, подала Ане. – Ну, что пишет твой Вано?

Аня оторвалась от письма, ответила уклончиво:

– Скучает… И все такое прочее… – Взяв у Ольги вилку с нанизанным на нее грибом, поднесла к своему вздернутому носику, понюхала. – Какой запах! Будто все запахи леса смешались в нем, – и неожиданно предложила: – Давай по маленькой. Такая закуска!

– Да ты что?! – уставилась на нее Ольга. – Очумела?

– У меня почему-то такое настроение… Петь, танцевать хочется… – потянулась Аня к кружке.

– Обстановка в самый раз, – укоризненно произнесла Ольга.

Аня рассмеялась:

– А что я могу с собой поделать? У меня часто бывает так, обстановка вроде бы неподходящая, а мне петь, танцевать хочется… Уж такая я уродилась…

Она поднесла к губам кружку, сделала глоток, задохнулась, закашлялась, выплюнула самогон на пол.

– Ну и гадость! Как только его мужчины пьют?!

– Давай лучше без этого «подогрева». Покушаем – и к самолету, – сказала Ольга. – А то что-то все наши хозяева разбежались.

– Без «подогрева», так без «подогрева», – вытирая платком губы, согласилась Аня.

Они стали есть, время от времени поглядывая на дверь, но мужчины все не появлялись. Ольга стала уже беспокоиться, а Аня встала из-за стола, прошлась по землянке, мечтательно проговорила:

– Так хочется в свой полк. Вернемся – дай телеграмму Макарову или командиру дивизии. Пусть похлопочут за нас.

– А что, «Дуглас» – плохой самолет? Сколько с тобой перевезли людей, грузов!

– Я бомбить хочу, понимаешь? Бомбить! – горячилась Аня. – Пусть обратно в полк возвращают.

– Эх, Аннушка!.. Сама об этом мечтаю. – Помолчав, добавила: – А от тебя действительно духами… Постаралась. Полфлакона, наверное, на себя вылила?

– В кино собирались… А попали вот куда…

– Ну ничего. Вернемся, обязательно сходим. Такой фильм, говорят… Про любовь.

Вошел Кедров, поставил автомат в пирамиду.

– Разгрузили? – спросила его Ольга.

– Заканчивают. Раненых к самолету повезли. Возьмете?

– Возьмем, возьмем.

Кедров подошел к столу.

– Заскучали тут одни? – тепло посмотрел он на девушек. – А мне такая была выволочка от старика!.. Обидно ему, так обмишуриться! На кухню за чаем пошел. – Он достал из-под топчана гармонь, сел на табуретку, лихо растянул меха. – Всем жизнь партизанская хороша. Да вот… вашего брата маловато. Так сказать, прекрасного пола, а мужчина без женщины, как чай без сахара, сладости не хватает… Спеть, что ль, вам на прощание?..

Пальцы его забегали по клавиатуре вверх-вниз, на секунду он замер, а затем стал петь частушки.

Аня слушала его, подперев рукой щеку.