Честно поступила лишь мачеха, сказала как есть: ты мне тут не нужна, иди куда хочешь. Но это она Симе сказала, а перед знакомыми тоже ломала комедию, скорбно закатывая глазки: ах, девочка захотела жить у матери, и это можно понять, просто я успела к ней так привязаться!

Сима ненавидела ложь и всегда знала: все лгут.

Все, кроме Сэмми.

Сима достала из сумки купленную по дороге домой рамку и пакет с фотографиями, которые только что забрала в ателье. У нее в доме нет никаких фотографий, а теперь будет фотография Сэмми — и рамка прямо в размер, и смотрится отлично.

— Надо еще рамок купить, в спальне поставлю…

Сэмми смотрит на нее немного высокомерно, он всегда был весьма надменным котом — но как же он умел выражать свою привязанность! И его пушистая душа была всегда открыта именно ей, Симе.

И с ним она чувствовала себя очень уютно.

Сима заглянула в зеркало — благодаря компрессам бабушки Тули ее лицо выглядит почти нормально, и даже бледный синяк под глазом не слишком заметен под слоем тонального крема, а отек сошел совершенно, щека и нос стали почти как раньше.

— Уволили этого гада, слышишь меня, малыш? Так ему и надо, нечего руки распускать. Я знаю, ты меня слышишь. Смотри, какая фотография хорошая.

Может, именно потому она и не впускала никого в свою жизнь, что не хотела наткнуться на очередную ложь. Она всегда ждала от людей худшего и потому, получая нечто лучшее, всякий раз очень радовалась — значит, не все так плохо устроено на свете!

Но это не значило, что по ее жизни должны шляться табуны каких-то посторонних граждан.

Но именно они и начали вдруг появляться вокруг Симы, эти самые гипотетические табуны. Не успела она переступить порог квартиры и закрыть за собой дверь, как раздался звонок. Сима вздрогнула — она уже и забыла эти назойливые звонки в дверь и голос соседки, обвиняющей ее невесть в чем. Но теперь Сима решила, что открывать не станет ни за что.

Звонок повторился.

Сима бросила ключи от машины и от квартиры в тарелочку, стоящую на тумбочке в передней специально для ключей, и вернулась к двери. Заглянув в глазок, она увидела соседку с третьего этажа — все в том же клетчатом переднике, что и в тот день, когда приезжала полиция. Заинтересованно хмыкнув, Сима открыла дверь, ей вдруг стало любопытно, что от нее хочет эта дама. За то время, что Сима жила в квартире, к ней никто из соседей не приходил. Старуха не считается, это бедствие несовместимо с понятием гостей.

— Привет. — Соседка нервно вытерла руки о передник. — Слушай, Сима, у тебя нет случайно корицы? Очень надо, а в магазин совсем некогда.

Сима пожала плечами — да бог ее знает, эту корицу, есть она или нет? Был какой-то набор приправ, который она купила ради симпатичных баночек с разноцветными крышками, но из всех порошочков она использовала только перец и орегано и, что там есть еще, не помнит.

— Надо посмотреть. — Сима отступила в глубь квартиры, позволяя соседке войти. — Что-то есть, но именно корица…

Она ушла на кухню, лихорадочно вспоминая, как же зовут гостью, но так и не вспомнила, и от этого чувствует себя неловко.

— Ты понимаешь, Пашка мой просит яблочный штрудель, и я уже принялась тесто замешивать — а корицы-то нет, а какой же штрудель без корицы! — соседка оглядывает кухню. — Ишь, стерильность какая! Ты не готовишь?

— Нет.

Сима покупала готовую еду и просто разогревала. Вершиной ее кулинарного искусства был салат из плавленых сырков, яиц и майонеза, но и это блюдо она считала обременительным: варить яйца, тереть их, потом тереть сыр, добавлять чеснок, смешивать с майонезом… Долго и непродуктивно, и сам салат тяжело падает в желудок. Куда как проще залить кипятком овсянку, порезать помидоры… Ну, или супчик из пакетика, да в него перца добавить и кусочек плавленого сыра.

В общем, Сима всегда считала, что фастфуд рулит.

А тут — штрудель. Яблочный, надо же!

— Пашка у меня очень любит выпечку, вечно ноет: Юлька, испеки! Ну, а я что… я пеку.

— Вы не работаете?

— Нет, зачем? — Соседка улыбнулась. — Пашка зарабатывает, и мне покупает все, что попрошу. Раньше-то я работала, технологом на хлебозаводе. Как вспомню — так вздрогну: каждый день тащиться к семи на работу, и целый день — то одно, то другое, покоя не было, одни сплошные нервы. А потом Пашка сказал: сиди дома, сколько можно! Тут он прав, нужды в моей зарплате никакой не было, вот я и решила не мучить себя. Теперь все технологии у меня на кухне.

Сима покивала — ну да, как же. Наверное, можно и так. Сама она представить себе не могла, чтобы вдруг, ни с того ни с сего, стала жить с каким-то чужим, абсолютно левым чуваком, который мало того, что заставлял бы ее готовить вот хотя бы даже и штрудель, но еще и рулил ее жизнью, приказывая работать или не работать.

— Вроде бы это корица…

Баночка с коричневым порошком выделяется светло-коричневой крышкой, запечатанной шелестящей пленкой — набор специй был куплен буквально на той неделе, да так и стоял в шкафчике.

— Точно. — Юля покрутила баночку в руках. — Ты отсыпь мне маленько, много не требуется.

— Да забирай банку, потом вернешь. Куда я ее отсыплю?

Сима не любила запаха корицы и живо представила себе, как она сейчас откупорит банку, как станет пересыпать мерзко воняющий порошок в какой-то самодельный кулек, а потом от запаха будет уже не избавиться, чуть попадет на столешницу, на руки — будет вонять не меньше часа, хоть чем вымывай. Нет уж, пока банка закрыта, пусть отправляется к соседке. Раз уж они с супругом такие любители домашних плюшек.

Сима напрягает память, пытаясь вспомнить, как выглядит соседкин муж, но понимает, что без толку, она понятия не имеет, каков он из себя, этот плюшколюбивый домостроевец.

— Старая карга больше не захаживает?

— Нет. — Сима покосилась в сторону передней, словно звонок мог прозвучать прямо сейчас. — Тихо сидит. Наверное, полиция ей объяснила суть моих претензий.

— Да как же, объяснила. — Соседка презрительно фыркнула. — Сидит небось, плесень, придумывает какую-то новую гадость. Мы сюда три года назад переехали, и она одно время повадилась к нам. Ну, мы первый год были женаты, у обоих второй брак, и я-то работала еще, знаешь, а Пашка у меня иногда бывает вспыльчивый… И тут эта мандолина, прикинь, заявляет ему: а жена у тебя шалава, мужиков водит, пока тебя нет, и сосед к ней захаживает. Это она Николая имела в виду. Ну, Пашка промолчал, и мне, значит, ни гугу, а сам знаешь, что удумал? Уехал в командировку, а дома натыкал камер, а я и знать не знаю об этом, приду с работы, туда-сюда и спать — без Пашки скучно мне, и телевизор так не смотрится, если обсудить не с кем. И так все две недели. Ну, а как Пашка вернулся да пересмотрел видео, тут уж старуха получила от него на орехи так, что пыль столбом стояла.

В передней раздался звонок, и Сима едва подавила желание вжать голову в плечи — звонок был требовательный и нервный.