Совсем рядом поскрипывали заступы, засыпая свежие могилы. А чуть поодаль стояли со скорбными выражениями лиц все обитатели поселения да дружинники с боярами, в чем-то недовольно поглядывая на это непривычное зрелище…

В той ночной свалке погибло девять человек. Все, кто испугался и побежал. Роксоланы их догнали и убили. Просто походя. Да сложно ли это сделать? Ткнул или ударил по спине — и готово. А что надо бить — по одежде же видно. Не свой.

Остальные выжили.

Да, та дикая беготня врагов принесла ранения. Но большие строевые щиты — великая вещь. Через них только и устояли.

А те, кто прятался у реки… им просто повезло. Добрыня, видя, что группа вооруженных мужчин бежит прямо на них, завыл волком.

По наитию.

И остальные его поддержали.

Потом, когда Беромир стал расспрашивать, он не смог объяснить, зачем он это сделал. Словно что-то неведомое подтолкнуло его, спровоцировало. Но именно это их и спасло. Роксоланы отвернули и словно славные скаковые лошади, перепрыгивая через различные препятствия, бросились в сторону леса. Ради чего вновь пробегая мимо воинов. И вновь неся потери, так как нет-нет да задевало кого из них копьем на проходе…

На утро же Беромир вновь завел свою «шарманку» о силе в единстве. «Загоняя» слушателям свою расширенную легенду о Русълęдо. Прилично так доработав то, что он ранее рассказал Дарье.

Для чего ему пришлось немало помучаться, пытаясь припомнить все, что он знал о Зарубинецкой археологической культуре. Так-то лепи и лепи. Кто спросит? Кто возразит? Но ему хотелось придумать миф, который и две тысячи лет спустя может звучать актуально. Вот и заморачивался.

В сущности, он знал очень мало по искомой теме.

Ему было известно, что к середине Iвека нашей эры у популяции, связанной с Зарубинецкой культурой, имелись довольно многочисленные укрепления. Этакие архаичные, примитивные замки[1], если так можно выразиться. Население при этом жило не только вдоль речных террас, но и на водоразделах, что говорило о довольно значительной его численности.

Что еще?

Сильное кельтское влияние.

Довольно много железных изделий, в том числе воинского инвентаря. Хотя технологическое развитие культуры в целом достаточно скромное. Например, у них не имелось гончарного круга, даже несмотря на то, что с эллинистическими поселениями и Римом они точно контактировали.

Да и все, в общем-то.

Во всяком случае, сколько он ни мучался, память большего ничего не выдавала. Поэтому Беромир решил отталкиваться от этого базиса.

Что из него следовало?

В первую голову — дружинная культура. Эти небольшие укрепленные поселения на пять-десять домов за частоколом очень напоминали то, что делали в эпоху викингов[2]. Замки ведь изначально не были каменными — поначалу хватало и простого частокола.

Тот факт, что эти земли держались несколько веков против скифов и сарматов, говорил о каком-то механизме централизации. Пусть даже и примитивном. Из чего Беромир делал вывод о существовании верховного правителя. Быть может, выборного, но не суть. Куда важнее то, что он мог призывать этих мелких князьков и собирать войско против весьма нешуточной угрозы в лице сарматов.

Так это было на самом деле или нет — неясно.

И узнать не имелось никакой возможности. Но модель в целом получалась не противоречивой и вполне перекликалась с тем, что он знал об архаичных обществах. Классическое варварское королевство. Или, скорее, даже вождество. Хотя тут не угадаешь — сведений осталось очень мало. Буквально обрывки воспоминаний. Вполне возможно, что Беромир нараздавал той общности слишком много авансов и там все было куда проще. Но это и неважно. Тем более что в противоречия с местными представлениями его модель не вступала. Ведь у тех же сарматов наблюдалось что-то похожее. Как и у гётов. Поэтому Беромир стал «втирать» им эту легенду на голубом глазу. Словно сам вчера видел.

Заодно оформляя бытовыми деталями и именами.

Так, по словам ведуна, после смерти Великого князя Святогора, на престоле оказался его старший сын Всеволод. По обычаю. Но младшие сыновья Святослав и Ярослав не пожелали с этим мириться. Поэтому один убежал к роксоланам, а второй — к языгам. Договариваться о том, чтобы они помогли им захватить власть.

Ну и пошло-поехало.

Многолетняя Гражданская война привела к разорению почти всех укреплений. Не говоря уже о простых. Сарматы сумели знатно «погреть» руки: грабя и угоняя в рабство население. Отчего земли обезлюдили. И кто мог, тот разбежаться. А потом все, что осталось, они под свою руку взяли и обложили данью.

Версия?

Для местных — вполне.

Беромир же пошел дальше и заявил, что сторонники Всеволода ушли на север по Днепру. То есть, сделал политическую закладку, для оправдания легитимности потенциального правлениями всеми со стороны северян. Заодно вводил нужную ему модель наследования и кое-какие идеи, показывая их, как старинный обычай. Например, майорат, который позволял сохранять единство владения. Или примогенитуру, дающей возможность наследования от отца к сыну, а не от отца к его брату, как было принято во многих архаичных обществах западной Евразии[3].

Но делал все эти заходы ведун осторожно. Не в лоб и стараясь не вызвать отторжение или раздражение окружающих. Даже не перенося на сыновей Святогора вину, чтобы не порождать ненужные конфликты в будущем. Для чего Беромир ввел в легенду двух иноземных любовниц, накормивших Святослава и Ярослава заговоренным сладким хлебом — печеньем. Отчего у них и случилось помутнение рассудка.

Дальше он пока не заходил.

Так-то само собой напрашивалось вывести свое происхождение от Всеволода. Но пока рано.

Просто рано.

Ибо вводить большие и сложные легенды надобно пластами. Слой за слоем. Чтобы усваивались. Тем более что не все так просто получалось с этим прямым наследием. Многие местные кланы и роды знали своих предков до четвертого, а то и пятого колена. Сохранив предания об исходе с юга. И там никаких Всеволодов и Святогоров не наблюдалось, насколько Беромир знал.

Впрочем, даже то, что рассказывал ведун, людям хватило за глаза. Они внимательно выслушали, а потом обсуждали промеж себя. Особенно эта легенда заиграла на почве недавнего разгрома роксоланов.

Ведь одно дело просто говорить, что предки их били сарматов. Это воспринималось хоть и благостно, но с некоторой усмешкой. Дескать, болтай-болтай, а мы послушаем.

И совсем другое — показать, что вот — смотрите, они их били примерно вот так. Отчего слова, произносимые ведуном из невесомого пуха, обратились в свинцовые кирпичи. Им стали верить.

Ведь одно к одному все шло.

И очевидный военный успех, выходивший за рамки самых смелых ожиданий. И предание о великих предках. И