Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У меня нет баб!
– А кто же они тогда?! Эти несчастные дурочки хватаются за любую возможность, чтобы скрасить своё одиночество, и не гнушаются больными людьми. Они и платят за это, Лука! Здесь наверняка есть новенькие. Входить в доверие ты умеешь, обольщать тоже. А я твою зазнобу обещаю не трогать целый месяц. Даже согласна выдавать ей некоторую сумму. Ступай и не подведи меня!
– Береги Ингу! – Лука помахал рукой и проковылял мимо Тамары.
От знакомого имени Тамара вздрогнула и побежала искать Гулю.
Новый пациент стоял неподалёку от Гули и Тамары, прижимал к себе одеяло. Пытался улыбаться искривлённым ртом.
Гуле стало не по себе.
– Это он, – шепнула она Тамаре. – Это тот самый парень, что заморочил Инге голову. Где же теперь сама Инга?
– Живёт с его матерью. Его мать похожа на жабу. У неё большие глаза, раздутые щёки и маленький нос, а кожа на руках бугристая и сухая.
Гуля поморщилась.
– Ну ты её и описала.
– Она такая и есть, клянусь! – уверила Тамара.
– Ладно, иди покажи этому его палату.
– А он и не больной вовсе, – прошептала Тамара. – Он говорил с жабой и не кривил рот. Он притворяется.
– Мы его выведем на чистую воду, Тамара! Обещаю. И общак вернём, и Ингу.
– Зачем Ингу? Она ведь Савелия любит! – удивилась Тамара.
– Савелий не может без неё… А я не могу смотреть, как он страдает. Пусть лучше он будет счастлив, и тогда я буду счастлива. Ты ещё маленькая, Тома! Когда вырастешь, всё поймёшь.
– Я не маленькая, – обиделась Тамара.
– Ладно, иди покажи ему палату. В шестнадцатую его определили. Видишь, на одеяле номер 16.
Тамара кивнула и направилась к Луке.
Он стал прыгать и размахивать руками. Одеяло упало на пол.
Тамара подняла одеяло и пробормотала себе под нос:
– Вот дурачок.
Глава 5
Используя связи, Пётр Александрович привёз из города справку о том, что брак между Афанасием и Анастасией расторгли.
Настя посмотрела на документ и усмехнулась:
– Как-то быстро вы взяли меня в оборот, Пётр Александрович!
– Настенька, а как же иначе? Люди смеются. У нас ребёнок маленький, а мы вроде как соседи. Да и по партийной линии мне уже выговор прислали. Злым языкам только волю и дай. Сразу нож к горлу, и в землю.
– Так я за вас замуж не собиралась, Пётр Александрович!
– Ну так это легко поправить. Свадьбу сыграем в будущие выходные. И всё будет по-правильному, и никто слова плохого нам не скажет.
Марфа Игнатьевна, сидящая молча за столом, вдруг высказалась:
– Не строй из себя тонкоствольную берёзку на ветру! Уже согнулась, когда не надо было. А тут берут тебя всю с твоими потрохами и приплодом. Будь благодарна!
– Вот вы и женитесь, маменька, коли так вам надобно, – Анастасия начала раздражаться.
Марфа Игнатьевна погрозила дочке кулаком:
– Мало тебе бед от Афанасия? Мало тебе? Томку похоронила, мало тебе?
– Хватит, – закричала Настя и ударила ладонью по столу.
Зазвенели блюдца.
– Уймись, малахольная, посуду перебьёшь всю! Где брать её будешь? Дефицит кругом.
Настя назло взяла одно блюдце и запустила в мать. Та увернулась.
Блюдце упало и разбилось.
Марфа Игнатьевна запричитала:
– Что же ты наделала? Гарднеровский сервиз[2]!
Мать Анастасии тряслась в рыданиях.
Пётр Александрович подошёл к Насте и произнёс:
– Не стоит так бурно противиться нашей свадьбе, Настенька! Тебе это не поможет нисколько.
– А мы ещё посмотрим, Петенька… Посмотрим…
Настя ушла к себе.
Пётр Александрович стал успокаивать Марфу Игнатьевну.
– Ну стоит ли слёзы лить из-за тарелки? Ну стоит ли так убиваться, Марфа Игнатьевна?
Настя крикнула из своей комнаты:
– А она из-за тарелки будет рыдать месяц, а то, что дочь у неё несчастна – слезу не выдавит!
– Уж не нагнетайте, Настенька! – крикнул в ответ Пётр.
– Спасибо тебе, сынок, – промямлила Марфа Игнатьевна.
Настя сидела в своей комнате и смотрела на спящую Эльзу. Рядом с ней на коврике играл в деревянную лошадку Сенька.
Он часто спрашивал:
– Где Тома?
Настя подходила к сыну, садилась рядом с ним, брала его пальчик в свою ладонь и показывала на потолок.
– Там Тома! На небе… Она ждёт нас всех там. Когда наш земной путь закончится, все мы встретимся. А пока что забудь о ней. Не тревожь меня, не тревожь себя, мой дорогой.
Насте казалось, что она выплакала все слёзы. Где-то потерялось её счастье.
Жизнь уже не радовала. Всё было в беспросветном тумане.
После того как пропала Тамара, всё стало гораздо хуже. А пошло всё от разлада с Афанасием.
Он в одночасье стал грубым и неласковым, так его изменил город. Пару раз Афанасий даже поднимал руку на жену. Она терпела, никому не жаловалась. Да и кому было поведать о своих переживаниях?
Изо дня в день приходилось трудиться на работе, разъезжать по сёлам и лечить там животных. Дома-то и не бывала совсем. Такого специалиста, как она, ещё найти нужно было. Все стремились в города, а десяток колхозов обходился одним ветеринаром и каретой скорой помощи, которая всё время была на ремонте.
А ведь не всегда жизнь Насти была такой беспросветной. Не всегда она украдкой плакала после ссоры с мужем и матерью. Она не понимала, как Марфа Игнатьевна может так не любить свою дочь.
А раньше наряжала её и жалела…
Сенька уснул за игрой прямо на полу.
Настя перенесла его на кровать.
Когда постучались в дверь, она уже собиралась лечь спать.
Открыла.
Пётр Александрович опустился на колени и попросил стать его женой.
Он трогал руками её голые щиколотки, плакал, говорил, что жизни без неё не видит.
– Я дам ответ, когда успокоюсь, Петя!
– Хорошо, – сказал он. – Ты очень быстро успокоишься завтра. Обещаю. Моё успокоительное пойдёт тебе на пользу.
Он резко поднялся на ноги. Схватил Настю за голову и поцеловал.
Она вырывалась, царапалась.
– Ничего, козочка моя, завтра всё решится. Завтра…
Настя оттолкнула от себя агронома и закрыла дверь.
Сердце бешено колотилось и выскакивало из груди.
– Господи, – прошептала она, – помоги мне пережить эти дни!
Утром Настя проснулась рано. Покормила дочь, вышла из комнаты. Стала хлопотать на кухне.
Собрала вчерашние осколки. Марфа Игнатьевна не удосужилась сделать это. Обиделась и даже посуду не помыла, хотя всегда перед сном наводила порядок.
Настя всё сделала. Испекла оладьи, запарила пшеницу для скотины и птицы. Вышла на улицу. Утро было тёплым.
Прошлась босиком по