Если спорщик достаточно нахален, он может, «поспорив» так свами и не дав вам сказать ни слова, заявить: «с вами нельзя спорить, потому чтовы не даете нового ответа на вопросы» или даже: «потому что вы положительно недаете возможности говорить». Иногда такой господин, попав впросак, схватится заслово «не понимаю», как софист Калликл в платоновском диалоге «Горгиас». Что нискажет ему Сократ — один ответ «не понимаю». «Не понимаю твоего умничанья,Сократ». «Не знаю, что ты говоришь» и т.д. и т.д. Так и вышел бы Калликл изспора, если б учитель его, Горгиас, не приказал ему продолжать. «Нет, нет,Калликл, отвечай и для нас, чтобы исследование было доведено до конца»(Горгиа497 А.В.). Иногда все это делается «тоньше». Вы привели сильный, носложный довод, против которого противник не может ничего возразить: он тогдаговорит с иронией: «простите, но я не могу спорить с вами больше. Такие доводы— выше моего понимания. Они слишком учены для меня» и т.п. и т.п.

После этого иного упрямца никак не заставишь продолжатьспор: не схватить же за ногу, чтоб удержать его. Иного можно удержать «вспоре», заявив, что, если он не понял довода, то вина в нашем неуменьи ясновысказать его, а не в его уме и т.п.

К сожалению, в более грубой или более утонченной форме«притушивание спора» и «срывание спора» встречается не очень редко. Дляиллюстрации этого приема — а также для иллюстрации другой «естественнойуловки», именно «хора» полуслушателей и полуучастников спора, всяческивосхваляющего доводы одной стороны и злостно порицающего доводы другой стороны— приведу остроумный образец спора из Мольеровской Критики Школы Женщин.

Лизида (противник «шевалье» Доранта). Наконец, самоназвание: «драматическое произведение» происходит от одного греческого слова,которое означает: «действовать» и дано для того, чтобы показать, что самасущность этого произведения состоит в действии. В разбираемой же комедиидействия нет вовсе. Вся она состоит в рассказах Агнессы или Гораса.

Маркиза. Ах! Ах! Шевалье.

Климена. Вот остроумное замечание! Это называется — смотретьв суть вещей.

Лизида. Что может быть менее остроумно или, лучше сказать,что так низменно, как иные выражения этой комедии, над которыми все смеются —особенно слово о рождении детей из уха?

Климена. Превосходно.

Элиза. Ах!

Лизида. А сцена со слугой и служанкой в доме? Разве она недлинная до надоедливости? Разве она не совершенно невыносима?

Маркиз. Это верно.

Климена. Безусловно правильно.

Элиза. Он прав.

Лизида. Не слишком ли легко Арнольф дает свои деньги Горасу.И при том ведь он смешное лицо в пьесе. Следовало ли заставлять его совершатьдействие благородного человека?

Маркиз. Прекрасно. Это замечание тоже прекрасное.

Климена. Изумительное замечание!

52:

Элиза. Поразительное!

Лизида. Проповедь Арнольфа и его максимы — не смешны ли они?И не шокируют ли они даже наше чувство благоговения пред таинствами?

Маркиз. Совершенно верно.

Климена. Очень удачно сказано.

Элиза. Лучше и нельзя ничего сказать.

Лизида. И, наконец, этот м-сье Делясуш выводится пред намичеловеком умным, в стольких местах пьесы кажется таким серьезным? Не спускаетсяли он до чего-то чрезмерно комического и слишком утрированного в пятом акте,когда высказывает Агнессе пыл своей любви странными закатываниями глаз,смешными вздохами, слезами, над которыми все смеются.

Маркиз. Parbleu! Чудесно.

Климен. Великолепно!

Элиза. Виват, м-сье Лизидас!

Лизида. Я не хочу наскучить, а потому опускаю тысячи другихзамечаний.

Маркиз. Parbleu! Шевалье. Хорошо тебя отделали.

Дорант. Посмотрим.

Маркиз. Ты нашел противника посильнее тебя, честное слово.

Дорант. Может быть.

Маркиз. Отвечай, отвечай, отвечай, отвечай!

Дорант. С удовольствием. Он…

Маркиз. Отвечай же, прошу тебя.

Дорант. Дай же мне ответить. Если…

Маркиз. Parbleu! Я не верю, чтоб ты ответил.

Дорант. Да, если ты будешь все время говорить.

Климена. Пожалуйста, выслушаем его доводы.

Дорант. Во-первых, не верно, что вся пьеса состоит из однихрассказов. Там много и действия, происходящего на сцене. Самые рассказы в нейявляются действиями, как того требует сюжет: они простодушно передаютсязаинтересованному лицу, благодаря этому, попадает в неловкое положение и послекаждого рассказа принимает все возможные меры, чтобы избегнуть несчастия,которого боится.

Урания. И я нахожу, что красота сюжета «Школа Женщин» именнои состоит в этих постоянных доверчивых рассказах. По-моему довольно забавно, чтоАрнольф, человек умный, при том его постоянно осведомляют обо всем наивнаяпростодушная девушка, его возлюбленная, и легкомысленный юноша, его соперник;между тем он, несмотря на это, не может избежать ого, что с ним происходит.

Маркиз. Пустяки, пустяки!

Климена. Слабый ответ!

Элиза. Плохие доводы.

Дорант. Что касается «детей из уха», то соль в том, что ихговорит Арнольф. Автор вставил эти слова не потому, что сам хотел сказатьостроту, а просто как вещь, характеризующую Арнольфа. Они тем более рисуют егочудачество, что Арнольф рассказывает об этой тривиальной глупости, сказаннойАгнессой, как о чем-то удивительно хорошем; они доставляют ему несказанноеудовольствие.

Маркиз. Плохо отвечено!

Климена. Неудовлетворительный ответ.

Элиза. Это то же, что ничего не ответить.