Потом были шумные и многословные объяснения с соседями. Споры, кто останется с ними до утра. Пока, наконец, не появился верный Макс и не навел порядок, отправив всех по домам и устроившись на кухне на маленьком диванчике, где они сидели несколько часов назад.

На Елену наконец-то стал наваливаться сон. Сразу, как только отпустил дикий страх. Все стало безразлично и даже как-то скучно. Не было даже сожаления, что просчиталась, что могла заранее догадаться об этом ночном визите.

— Леля, это он за мной приходил? — с трудом расслышала она тихий испуганный шепот Прасковьи.

— Нет, — честно отозвалась она. — Ты, Прасковья, умрешь от старости, такой же молодой и красивой, зимой, через пять лет.

Прасковья тихо охнула и замолчала.

Наступило утро, как всегда прозрачное и свежее. Елене даже показалось, что ночное происшествие ей только приснилось. Однако, к сожалению, она прекрасно знала, что это не так. Надо было выпить кофе и собраться с мыслями. Сложить воедино все, что удалось узнать. И лучше это сделать у себя в домике.

Оказалось, что запах любимого напитка прекрасно сочетается с пением птиц и ласковыми лучами солнца, по косой стелющимися за окном. И с легким шуршанием шагов по опавшей хвое.

Елена ехидно усмехнулась. «И дождалась… Открылись очи, она сказала: это он!»[5]. Кофе, слава богу, хватило на две чашки.

— Привет, — радостно улыбаясь, поздоровался Андрик, заходя в дом. — Двери принципиально не закрываешь?

— Что? Недоволен, что лишила тебя возможности вежливо постучать? — отозвалась она и криво улыбнулась, наблюдая, как он скользит взглядом по ее фигуре. В принципе понятно, что ее так радовало в этих его взглядах. Он всегда смотрел на Елену довольно, одобрительно и с некоторым собственническим чувством. Однако весьма ненавязчиво.

— А может, я не стал бы стучаться, а открыл дверь с ноги? — хитро спросил он.

— С тебя станется, — пожала Елена плечами и передала ему чашку с кофе. — Какими судьбами у меня?

— Мимо проезжал.

Она рассмеялась. Мимо он проезжать никак не мог. До основной базы ехать совсем в другую сторону, от моста сворачивать направо, а к ней — налево.

— Я бы сказала что-нибудь про привычки некоторых нездоровых животных и про то, как они измеряют расстояние от одной точки до другой, — вкрадчиво начала она. — Но на данный момент ты мой заказчик. А с клиентами так не разговаривают.

— Собаки расстояние мерить не умеют, — важно выдал он в ответ. — Рад видеть тебя живой и здоровой.

— С чего бы это? — подозрительно сощурилась она. — Кто успел нажаловаться?

— Настучать, еще скажи, — уточнил Андрик, проходя мимо, чтобы поудобнее устроиться на кровати. — Прасковья звонила. Как только ты ушла. Подробности мне уже известны. Что еще нового сообщишь?

— О моих ночных похождениях или вообще по делу? — серьезно уточнила она.

— И то, и другое.

— Тогда поделюсь некоторыми наблюдениями, — решила Елена. — Во‑первых, искомых мною тварей как минимум две. Во‑вторых, исходя из опыта общения с одним из них сегодня ночью, могу заключить, что этот один упырь является то ли сотрудником лагеря, то ли гостем.

— Ты его вроде ранила, — припомнил Андрик.

— Да, — подтвердила Елена. — В плечо. Но если ты предлагаешь искать его по этой метке… То проще выбрать себе жену по хрустальному башмачку.

— То есть? — не понял Андрик.

— Сказок не читал? — удивилась Елена. — Была такая юная карьеристка. Золушкой звали…

— Я в курсе, как там мужик попал, — прервал Андрик ехидно. — Но почему мы не можем найти этого гада по ране на плече?

— Во‑первых, — опять начала перечислять Елена, — как ты собираешься это осуществлять? Поставить всех в ряд, раздеть по команде и осмотреть? — Судя по лицу Андрика, именно так он и собирался поступать. — Ты ненормальный. Я же сказала, либо служащий, либо гость. Своих ты, может, и построишь, а гостей? И ты считаешь, что это тебе так с рук сойдет? Криков и соплей не оберешься. Даже если ты только своих осматривать будешь, то все равно привлечешь внимание и лишние вопросы. Чем, кстати, спугнешь нашего героя.

— Это он? Я правильно понял? — уточнил Андрик.

— Мужик это. Молодой, судя по всему, — разъяснила Елена. — Во‑вторых, есть одно маленькое «но»… Не факт, что на нем эта царапинка выглядит, как свежая. И даже не факт, что она на нем есть вообще.

— Да уж… — Андрик насупился, занервничал. — Я же вообще ничего в этой мистике не понимаю.

— А тебе и не надо, — раздраженно напомнила Елена. — Это не барское дело. Не забивай глупостями голову. И вообще «не думай о таких вещах, а то сойдешь с ума».

Как и всегда, она отделалась цитатой из Шекспира.

— Не знаю, какого умника ты сейчас цитировала, — ответил Андрик, улыбнувшись. — Но он прав не во всем. Будь он с тобой знаком, эта фраза звучала бы иначе. Типа: «Не знакомься с ней, не то сойдешь с ума».

— С Шекспиром мы разминулись слегка, — ехидно ответила она. — Веков так на пять, по-моему. И не очень понятен твой парафраз. Можно подумать, я сюда этих тварей притащила.

— Слушай, Лен, — совершенно не обращая внимания на ее слова, начал Андрик. — Ты мне все же объясни, как он жертв приманивал?

— Сексом, — кратко ответила Елена.

Он практически рефлекторно пробежался глазами по ее фигуре с таким видом, как будто представлял ее в своей постели, а также и то, чем они там вдвоем могут заниматься, в подробностях.

Елена поставила чашку на стол, мягким, плавным движением, прижалась спиной к косяку двери, посмотрела на него немного лукаво и улыбнулась победно, чуть злорадно.

Достаточно аккуратно, незаметно скрестить пальцы, и мир меняется. Как всегда, труднее дышать, как всегда, плотнее становится воздух. Приятное покалывание в подушечках пальцев. Другое зрение. И атмосфера…

Она всего лишь припомнила, как бывает после… Когда два уставших от наслаждения человека вытягиваются на кровати рядом. В воздухе висит нежность, страсть и запах секса. А в голове бьется только одно желание — продолжить. И тело помнит прикосновение и зовет… Тысячи флюидов тянутся в сторону. И воздух опять густеет, и желание мешает дышать, и глаза смотрят на мир по-другому, повелевая прикоснуться руками, губами, всем телом прижаться…

Она начала произносить нараспев слова. Обычные стихи, но необычно. Будто все свои ощущения вкладывая в звуки, приглашая, притягивая, передавая звучанием голоса сладкую иллюзию, желание, страсть:

— Ты станешь моим! Рождественской ночью, когда не спешат по гостям поезда, и нежности теплой таить не захочешь, останешься здесь и сейчас, навсегда. Наполнив мой дом столь привычным стремленьем поднять каждый день в невесомый полет, листать календарь к поворотам весенним и верить, что март неизбежно придет. Из трепетных, верных тебе расстояний ты выберешь те, что к приводят к любви. Изменятся сны моноцветности ранней, откроется дверь, и все тайны мои…[6]