Елена молча кивнула и покинула негостеприимную кухню.

— О! Поздравляю вас еще с одной находочкой! — оповестила она тут же своих спутников.

— И чего тут такого? — недоуменно поинтересовался Серега. — Ну, трахались тут. Давно, наверное. Вот простыни совсем посерели. Удачно трахались. Пятна видно. И что с того?

— Поздравляю, Ватсон, — важно, без улыбки, заявила Елена. — Очень важные выводы. Кстати, очень по делу. Тут ты и впрямь специалист. Но я вообще-то о другой находке говорила.

Она указала на кучку серого вещества, похожего на мокрый пепел, как раз на полу возле кровати.

— И что это? — озадаченно спросил Серега.

— Не поверишь, но тоже труп, — ответила Елена.

— Какой-то он странный, — мученически морщась, заметил Макс. — Его сожгли, что ли? Тогда почему кругом следов пожара нет?

— В каком-то смысле можно считать, что сожгли, — согласилась она. — Но не в общепринятом смысле слова. Это иссохший труп. Причем не чей-нибудь, а упыря. Что совсем непонятно. Хотя…

— Что значит иссохший? — не понял Серега.

— Фильм «Мумия» смотрел? — ответила вопросом на вопрос Елена.

— Ну…

— Так вот, если такую мумию развернуть, то и получится нечто подобное, — объяснила она. — Представил?

Серега потрясенно кивнул.

— Ты понимаешь что-нибудь? — спросил ее Макс. — Вроде на упыря охотишься, а тут…

— Это все — она широким жестом обвела избу. — Ответ на мой вопросик: как проходит инициация. То есть превращение человека в упыря. Только с очень неприятным кое для кого исходом. В общем, дело было так. Жил-был старый упырь-мастер. Главный, значит. Притащил он сюда ученика. Или ученицу, не суть. Оттрахал, куснул. Одно с другим сочетал, вернее. Потом, быстренько угостил полудохлого кандидата в себе подобные свежей кровушкой давно заготовленной жертвы. На тот момент еще живой. И после той трапезы жертва стала тем, что сейчас в подполе с червями отдыхает. И все бы на этом и кончилось, если бы новоиспеченный молодой упырек старого не грохнул.

— А зачем? — спросил Макс.

— Уж не знаю, — развела Елена руками. — Может, ему что в постели не понравилось.

Макс усмехнулся.

— Что-то у этого странного трупа костей не видать, — капризно заметил Серега.

— То ли упырь совсем древний был и весь рассыпался, то ли кости просто раздробили, — предположила Елена.

— А череп? — упорствовал Серега. — Это тебе не какая-нибудь косточка. Тут костище!

— Может, под кроватью, — предположил Макс и полез туда. — Ну! я же говорил!

Он радостно выкатил из-под кровати череп, толкая его на свет божий лезвием ножа.

— «Бедный Йорик, я знал его, Горацио, — начала Елена цитировать любимого автора. — Человек бесконечно остроумный, чудеснейший выдумщик; он тысячу раз носил меня на спине; а теперь — как отвратительно мне это себе представить! У меня к горлу подступает при одной мысли. Здесь были эти губы, которые я целовал, сам не знаю сколько раз. Где теперь твои шутки? Твои дурачества? Твои песни? Твои вспышки веселья, от которых всякий раз хохотал весь стол?»[4]

— Так! — хитро улыбнулся Серега, — Гамлет был гомиком!

— Почему? — удивилась Елена, обезоруженная таким заявлением.

— Сама же сказала, он целовался с Йориком, — пожал Серега плечами.

— Хорошо хоть, с живым, — прокомментировал иронично Макс, снова заглядывая под кровать.

— Тогда Йорик был еще и педофилом, — немного поразмыслив, решила Елена. — Тьфу ты! С вами свихнешься! Такие глупости в голову лезут. Все опошлите, даже святое. Макс, а ты чего там ищешь? Гроб Офелии?

— Нашел уже. — Макс извлек из-под кровати мельхиоровый перстень. Дешевая печатка с непонятным вензелем. — Вот. К самой стене закатился.

— Ты просто гений сыска, — похвалила Елена, рассматривая находку. — И как ты это засек?

— Когда Йорика доставал, видел, что там что-то блеснуло, — объяснил он.

— Знать бы еще, кому эта цацка по размеру? — задумчиво крутя перстень в руках, проговорила Елена.

— Может, если станет ясно, кто здесь жил, то и с хозяином определишься, — предположил Макс.

— Хозяин, скорее всего, Йорик. — Елена небрежно кивнула на череп. — Но хотелось бы узнать его настоящее имя. Чего это вы так подленько улыбаетесь?

Они не просто улыбались, они сияли.

— Как вы относитесь к деревенскому самогону, мадам? — гаденько поинтересовался Серега.

Только человек с очень богатой фантазией мог представить гоголевскую Солоху в старости, да еще и не на знаменитом хуторе, а в обычной русской деревне. Елениной фантазии на это не хватило, а потому она была поражена встречей с этой замечательной женщиной. Местной Солохе было семьдесят восемь, как сообщил по секрету Макс. Но более красивой женщины Елене еще встречать не приходилось. Кожа белая, чистая, морщинок почти не видно, так, «птичьи лапки» у глаз. Волосы богатые, насыщенно черные, почти не тронутые сединой. Фигура… да тут Елена ей откровенно позавидовала. Все это оставалось натуральным, ни тебе подтяжек, ни банальной краски для волос. Черты лица строгие, классически правильные, как на фотографиях начала века. И только обесцвеченные временем глаза да дряблые руки выдавали истинный возраст хозяйки дома, куда Елену привели приятели.

Впервые ей понравилось в деревенской избе. Нет ни противных вязаных занавесочек, ни вечно желтоватых обоев в цветочек, нет даже самого духа деревенского. Стены обшиты пластиком приятного кремового оттенка, на полу — ковролин, на окнах — тончайший тюль, собранный в искусные складки. Печь, конечно, никуда не делась, но, чтобы распознать ее за отделкой, требовалась большая наблюдательность. На столе белая скатерть, фарфор и хрусталь. И целая куча снеди! Закусь на любой, даже самый изысканный вкус. В комнаты Елена побоялась заглядывать, дабы не испортить впечатления.

Прасковья — прибавить к имени банальное русское «бабка» язык не поворачивался — оглядела гостью с чисто женским прищуром, потом покачала головой.

— Девочке крепкого не налью, — категорично заявила она Максу, непроизвольно состроив ему глазки. Голос у нее был под стать обличью — нежный, глубокий. Таким принято сказки на ночь рассказывать, да колыбельные петь. — Не для нее это. Вот вина домашнего, самое то.

— А в нем оборотов сколько? — подозрительно поинтересовалась Елена.

— Сорок, — немного удивленно ответила Прасковья. — А сколько же еще быть-то должно? Да ты не боись, не заметишь даже. Оно у меня мягкое, проскользнет, как по маслу. Тебе сливовое или вишневое?

— А клюквенного нет? — смирившись с неизбежным, все же спросила Елена.