– Ну, Васька… – послышался чей-то запинающийсяголос. – Это ж как тебе ворожит…

Приосанившись, Бес спрятал табакерку, шагнул вперед и окинулгордым взором свое приунывшее воинство:

– Как дети малые, право слово… Сколько вам толкую, чтосо мной и из пекла вернетесь, а вы все всерьез не принимаете… – Иповернулся к Ольге: – Ну, что порешили, красивая и чистенькая? Будешь писатьпроникновенную весточку?

Ольга выпрямилась. Страха не было, Внутри все кипело отзлости. Как бы там дело ни обстояло с ее происхождением и родителями, всюсознательную жизнь она провела на положении барыни, которую в жизни пальцем нетронули, ни разу ничем не укорили, не говоря уж об унижениях, вещи немыслимой.В ней играла натуральнейшая барская спесь не привыкшего сгибаться человека…

– Кнутами бы тебе выписать проникновенные письмена и поспине, и ниже, – сказала она, глядя яростно. – Есть у меняпредчувствие, что так и будет, каторжанская твоя рожа. Жаль, что я вчера ночьюне по тебе целила…

Довольно долго стояла нехорошая тишина. Наконец кто-тохохотнул:

– Сильна девка…

Прекрасно было видно, как Васька Бес изо всех сил пытаетсясохранить презрительную невозмутимость – должно быть, на тот самый,прельстивший его европейский манер. Что интересно, атаману это удалось: его лицовсе же осталось почти спокойным, только рука стиснула бронзовый эфес сабли так,что костяшки пальцев побелели.

– Ну, вот так, значит… – процедил он, все ещепревозмогая бешеную злобу. – Поговорили, значит, с улыбочками иприбауточками, а теперь пора хмуриться… Растяните мне эту соплю, как барынькунамедни…

Ольгу моментально опрокинули наземь и прижали руки квыступающим из земли корням сосны так, что она не могла и пошевелиться. Беснавалился на нее бесцеремонно и грубо, его лицо, исполненное дурацкого самодовольства,казалось столь отвратительным, что даже плюнуть в него казалось невозможно.

– Ну ладно, – сказал он, ухмыляясь. – Всякихваляли: – и крестьяночек, и городских мещанок, а давеча огуляли с полным нашимудовольствием госпожу капитаншу, благородную дворянку. Посмотрим, по-другому тыустроена или все то же самое. Может, покричать хочешь? Сделай такое одолжение,чтоб было еще приятственнее… Ольга, бившаяся в тщетных попытках освободиться,сдавленно прохрипела парочку самых что ни на есть мужицких словечек.

– Ишь ты, без запинки чешешь… – фыркнулБес. – И где только нахваталась? А еще княжеская воспитанница…Ладно, – сказал он деловито. – Пройдемся по тебе всемером, а потомпосмотрим, будешь ты гордая или наберешься ума, пока чего похуже не стряслось…

С ухмылочкой глядя ей в глаза, он принялся расстегиватькрючки кафтанчика, распахнул его, повозился, примеряясь к пуговицам полотнянойрубашки, потом, мотнув головой, попросту разорвал рубашку на груди, уставился,громко сопя, прохрипел:

– Ох, я ж тебе сейчас грудяшки-то помну…

– Хороша, – громко сказал кто-то за егоплечом. – Это тебе не капитанша… Атаман, чего тянешь? Мы ж тоже нежелезные…

– Не переживай, всем хватит, – ответил Бес хрипло,не отрывая взгляда от Ольги. – Ну-ка, штаны с нее быстренько сдерите,чтобы мне не возиться… Сапоги сначала, дурья башка! Приобвыкай барышеньраздевать…

Что-то непонятное хлестнуло по всей поляне – будто бы вихрь,но игравший всеми оттенками радуги, походивший на поток воды, сверкавшийразноцветным сиянием. Этот загадочный порыв накрыл Ольгу и Беса, вмиг завертевпоследнего так, что он кубарем полетел куда-то вверх и вбок, в глазахзамельтешили ослепительные искры…

Еще ничего толком не понимая, но чувствуя себя свободной,Ольга приподнялась и села, прислонившись к теплому стволу толстой сосны, обеимируками запахивая на груди разорванную рубашку.

По поляне бесцельно бродили разбойники – шатаясь, словнопьяные, неуверенно, будто слепые, кружили так, словно им завязали глаза изаставили играть в жмурки, – хотя ни у кого на лице повязок не было. Двоестолкнулись лбами и, шарахнувшись в стороны, продолжали бесцельное кружение.

Ольга вскочила и лихорадочно стала застегивать кафтанчик, невсякий раз попадая крючком в петлю. Что произошло, она не понимала, но яснобыло, что ситуация изменилась бесповоротно и всем теперь не до нее…

Разбойники бродили по поляне, время от времени испускаяжалобные, испуганные крики – звали друг друга, пытались друг у другадоискаться, что же произошло, кто-то кричал, что его «печет», а другой вопил,что «смертушка пришла» – и видно было, что опасаться их более не следует…

Один Васька Бес выглядел так, словно непонятное его обошлостороной, – но и он Ольгой не интересовался уже совершенно. С исказившимсялицом прижался к дереву, одной рукой сжимая эфес сабли, так и оставшейся вножнах, а в другой, вытянув ее перед собой, держал табакерку и бормотал что-тонесвязное. Рука ходила ходуном.

А неподалеку от него стоял мельник Сильвестр, заложив оберуки за витой шелковый поясок с кистями, он-то как раз выглядел невозмутимым испокойным, словно монумент.

– Уйди! – прямо-таки взвизгнул Бес, махаятабакеркой, словно дьякон кропилом. – А то не знаю, что и сделаю…

– Так сделай, – хладнокровно отозвался мельник, неменяя позы и не двигаясь с места. – Или кишка тонка? – Он всмотрелсяи презрительно объявил, словно под ноги сплюнул: – Тонка… Васька ты, одно слово– Васька… Нахватаетесь вершков и мните из себя невесть что…

На Ольгу он не обратил ни малейшего внимания, словно ее и небыло. Она торопливо застегивалась, громко всхлипывая от пережитого страха.

Васька, уронив руку с табакеркой, уже совершенно другимтоном, не то что просительным, а униженным, промямлил:

– Сделайте божескую милость, отпустите… Зарекусь,ей-ей, зарекусь…

– Зарекалась свинья в грязи валяться, да видали еенамедни посреди лужи…

– Чем хотите поклянусь…

– Ладно, – сказал мельник, на секунду прикрывглаза. – Считай, что я тебя предупредил – а предупреждаю я, соколик,единственный раз… Будешь еще пакостить на моей земле – костей не соберешь,слякоть… Сгинь!

Торопливо кивая, заискивающе улыбаясь, Васька вмиг отклеилсяот сосны и стал пятясь отступать, отдуваясь, гримасничая, дергаясь и кланяясь,потом вдруг сделал огромный прыжок и припустил в чащобу, стремглав, не оглядываясь,ухитрившись каким-то чудом не запутаться ногами в болтавшейся длинной сабле.Словно очнувшись от наваждения, разбойники толпой кинулись следом, сбившись вкучу, топоча, вскрикивая в панике. Поляна моментально опустела.

Стоя вполоборота к Ольге, Сильвестр поднял правую руку сосложенными ковшиком пальцами, нацелился ею в сторону леса и принялся совершатьтакие движения, словно вытягивал невидимую веревку.

Вскоре показался Абрек со сбившимся на сторону седлом, рысьюподбежал к Ольге и остановился, словно у коновязи.