Тогда-то нас и озарило, что болезнь проявляется не без разбору. Раздутие поразило не всех. Рада не заразилась, оставив при себе свои всегдашние объемы, изрядные, но, по всей видимости, не подверженные бесконечному увеличению. Магрит тоже не разнесло. И ни одну из Низких Женщин. Все жертвы были женами, большинство матерями, и все они присутствовали на рождественской мессе у Милостивого Бога Дональда. У нас было не столь много Больших Женщин, сколько Больших Мамочек, в полном согласии с описанием Девы Марии в интерпретации Милостивого Бога.

Слова — невероятно мощное оружие, а на Санта-Маргарите-и-Лос-Монхес их воздействие неограниченно, ибо мы живем в такой изоляции от внешнего мира, что ограничения и условности, предписанные обычаем и целесообразностью, которые обычно низводят язык до повседневного средства общения, у нас категорически ослаблены. Здесь стоит только сказать что-нибудь, как это тут же претворяется в жизнь, и не важно, что исходная фраза была метафорой или поэтическим сравнением.

А женщины вообще очень податливы. Обойти этот факт невозможно. Невозможно обойти и большинство маргамонхийских жен, но все равно тот факт, что женщины податливы, неопровержим. Они поддаются каждому, и большинство мужчин так и продолжают поддавать, и женская податливость часто переходит в стремление соответствовать тому, что от них хотят. Когда полная церковь народу восхищается образцовой Большой Мамочкой, женщины обязательно постараются сделать все, что в их силах, чтобы стать Большими Мамочками. Страстное желание — опасная штука, потому что всегда рискуешь получить то, чего желаешь, и только тогда понять, что с этим связаны определенные проблемы. Так что же делать, когда вся округа забита Большими Мамочками?

Милостивый Бог собрал тех, на ком не сказался материнский бум. Он возглавил совещание, на котором присутствовали Джорджи, Рада, я сам и несколько Низких Женщин, которые очень сочувствовали своим одомашненным сестрам и ни в коей мере не радовались наплыву клиентов, сопровождавшему увеличение обхвата талии у местных мам.

Я рад сознавать, что после того, как я столько времени провел рядом с Джорджи, ко мне совсем не пристала его магия. Я не делаю вид, что имею особые связи с потусторонним миром, и надеюсь, что, по крайней мере, научился смотреть на все со стороны. И на этот раз именно я придумал выход. Мне в голову часто приходила мысль, что в мире было бы не так тесно, если бы вместо того, чтобы говорить: «Любовь моя, давай заведем ребеночка», пары говорили бы друг другу что-нибудь вроде: «Любовь моя, давай заведем подростка». Я совершенно уверен, что тогда контрацепции уделялось бы гораздо больше внимания, так как даже самый чадолюбивый потенциальный родитель только с большим трудом заставил бы себя расчувствоваться при мысли о типичном подростке. Каждому хоть раз в жизни приходилось видеть конкурс на самого славного малыша, и в чем он состоит, более-менее понятно, но я очень сомневаюсь, что есть много конкурсов для двенадцатилетних подростков, разве что в темных закоулках Интернета, базирующихся в Юго-Восточной Азии. Поэтому нам нужно организовать конкурс под девизом «Гордость Матери», в котором примут участие все подростки города от пятнадцати до двадцати лет, чтобы выявить среди них нашего самого многообещающего отпрыска. Я самым тщательным образом подбирал прилагательное. Имея в виду мой план, нам никак не годились эпитеты типа «самый красивый» или «мамина прелесть». Во всяком случае, «самый многообещающий» звучало достаточно неоднозначно и никак не оговаривало, что именно должен обещать победитель конкурса.

Состязание проходило в зале миссии, который, вероятно, еще никогда не видел такого количества Низких Женщин, за исключением того раза, когда Милостивый Бог Дональд ненадолго стал Королем Презервативов Санта-Маргариты-и-Лос-Монхес, но это другая история. Жюри состояло исключительно из Низких Женщин, они были выбраны потому, что не имели собственных детей и потому, как предполагалось, могли судить беспристрастно. Кроме того, им дали ясные инструкции.

Конкурс начался. Перед глазами судей неохотно выстроилась вереница подростков, которых чуть менее неохотно подзуживали отцы, которых, в свою очередь, подзуживали гордые, но обездвиженные Большие Мамочки. Все ответили на обычные конкурсные вопросы, ну, знаете, что они хотят знакомиться с новыми людьми, бывать в новых местах и улучшить мир. И тогда я вывел двух своих подопечных. Понимаете, дядя Кен умер, и я остался ближайшим родственником тети Долорес по мужской линии.

— Если вы победите в конкурсе, — спросил Милостивый Бог, который был за ведущего, — что вы будете делать в качестве главной Гордости Матери?

Мальчики подняли друг на друга бегающие глазки. Время, проведенное в кадетах, практически никак не помогло им выкристаллизовать свои амбиции, и воцарилось мучительное молчание, пока они искали ответ. Во всяком случае, для меня оно было мучительным. Я тренировал их так упорно, как позволяли соображения личной безопасности. Они должны были сказать хоть что-то, проявить хоть искру энтузиазма. Я подумал, что смогу пробудить их память незаметным жестом, я начал втихомолку постукивать кончиками пальцев друг о друга. Оба лица нахмурились еще больше, но вдруг на них нашло озарение, и в ответ на мою все более оживленную жестикуляцию они заорали:

— Делать динь-динь!

— Нет, — возразил я, — встречаться, знакомиться с новыми людьми.

— Ну да. Он хочет, чтобы мы знакомились с людьми.

— Да? А еще что? — сказал Милостивый Бог, надеясь подтолкнуть их к развязке.

Мальчики вдохновились:

— Путешествовать?

— Да! — заорал я.

— А еще? — подсказывал Милостивый Бог, но мозг Мальчиков был уже и так слишком перетружен, и они даже под страхом смерти не могли найти третье неизвестное уравнения.

Их лица снова помрачнели, лбы так наморщились, что напоминали листы гофрированного железа.

— Что вы еще будете делать в качестве Гордости Матери, если победите?

Милостивый Бог слишком увлекся. Нельзя было ждать от Мальчиков, что они справятся с условным предложением, даже если в условия входил дружественный к пользователю вспомогательный персонал. Они сосредоточились с такой силой, что пучки волос, которые я сам намасливал и приглаживал, надеясь, что они не будут топорщиться, пока идет конкурс, вздыбились, как пузыри отколупывающейся краски. Но я уже не смел подсказывать им знаками. Если я бы попытался обрисовать форму земного шара, они, наверно, подумали бы, что я намекаю на арбуз, и бог знает, что бы они тогда придумали. Их поросячьи глазки выпятились из глазниц, в которых легко поместилась бы пара бильярдных шаров. И тут к ним явилась муза. Возможно, чуть обалдевшая после того, как ей пришлось с боем пробиваться в черепные коробки Мальчиков, но она храбро продолжала борьбу.

— Путешествовать!

— Да! — воскликнул я.

Они пошли по второму кругу, но лучше уверенно повторить то, что знаешь, чем мямлить о том, чего не знаешь.

— Знакомиться с новыми людьми!

— Да!

— И убивать их!