— Давайте уж лучше закончим, — горячо попросил Павел.

— Вот-вот! — одобрил Прищепов. — Меня интересует, почему вы решили заняться производством неучтенной продукции? Кто вас этому научил, кто финансировал на первых порах?

Вопрос не внезапный. Павел, еще когда писал, знал, что он возникнет...

— Вы нигде не упомянули, когда и при каких обстоятельствах познакомились с Погребинским? Не объяснили, почему вами был выбран именно этот совхоз, а не какой-нибудь другой? Не было ли у директора личной материальной заинтересованности?

Прищепов встал и продолжал, расхаживая по кабинету:

— Вы упомянули, что в постройке цеха участвовали рабочие, которым лично вы платили деньги. Нужно уточнить, кому именно вы платили, сколько, когда, назвать имена этих рабочих. Цех требовал специального оборудования: прессы, штампы, инструмент. Кто-то ведь все это устанавливал, налаживал, так где и на какие деньги все это приобреталось? Сколько уплачено совхозных денег наладчикам оборудования, сколько за это заплачено вами? Вы настойчиво проводите мысль, что очень бережно относились к расходованию сырья. Точнее сказать, следили, чтобы на неучтенные изделия не шло совхозное сырье, указывая, что сырье для неучтенной продукции принадлежало вам, что вы за него платили свои деньги. Где приобреталось сырье, в каком магазине? Если не в магазине, то на каком производстве, у кого именно? Куда вносились деньги? В кассу производства или передавались из рук в руки? Кому именно, где, когда? Вы пишете, что неучтенная продукция целиком изготовлялась вами лично и вашим коллегой и по вашему заказу частными лицами. Кем? Где? Какова была оплата их труда? Вы поясняете, что деньги от реализации неучтенной продукции делились вами поровну с Погребинским, а часть их брали себе работники торговли. Надо уточнить, кто брал, сколько, а также и показать, на что истрачены деньги лично вами?

Прищепов остановился. Павел торопливо записывал вопросы.

— Собственно говоря, — продолжал Прищепов, — в общих чертах вы обрисовали свою деятельность в совхозе «Воронки». Я не перевожу нашу беседу в плоскость допроса. Это уже задача следствия. Я хотел бы, чтобы ваша явка с повинной не вызывала сомнений в вашей искренности.

— Я хотел бы, — ответил Павел, — сейчас, немедленно, внести все поправки в свое заявление. Я хочу, чтоб все... Всю правду...

«Как же я, — спрашивал себя Павел, вновь оказавшись перед листом чистой бумаги, — как я посмел вступить в дело, если не умею рассчитать и на два шага вперед?»

Когда шел с повинной, он и мысли не имел, что его решение отразится на многих людях.

Кто же ввел его в порочный круг? Не на кого здесь пенять, а вот кто научил? Алоян, бывший муж его жены. Почему он вдруг оказался ему так близок, почему он сделался его наставником? Необходимо назвать его.

Диана познакомила с Погребинским. Тот прозрачно намекал, что Карачаев — деловой человек. Об этом пока не спрашивают, но ниточка обнаружена, стало быть, и в Умани все взорвется. Как быстро расширяется круг, какими неожиданными путями отсюда перекидывается мостик к совхозу «Воронки», к его директору Андронову. Но тут-то можно со спокойной совестью написать, что у Андронова не было никакой корыстной заинтересованности, что он человек до конца честный.

Сырье? Здесь все чисто: латунь приобреталась в магазинах «Пионер» и «Юный техник». Где приобретался полистирол? Его где-то покупал Погребинский. Где именно, не знаю. Но он не сумасшедший, чтобы скупать краденое, он же сам неустанно повторял, что сырье — это самый деликатный момент во всем деле!

В третьем часу раздался звонок. Диана пошла открыть дверь.

В прихожую вошел невысокого роста, но крепкий, как грецкий орех, Бегун.

— Все, что ты просила, сделано! — объявил он. — Гора с плеч! Надо срочно выпить по рюмке! По рюмашечке!

— Что сделано? — спросила Диана.

— Завтра никуда не ходить! Притихнуть.

— Как это, я не понимаю?

Бегун сделал большие глаза.

— Не понимаешь? — Он перешел на шепот. — Возьмут деньги! Я сегодня говорил со своим человеком у них. Горина отмажут.

Бегун налил вина в бокал. Выпил первым.

— Завтра к концу дня Паша твой будет дома. Ну уж и задам я ему трепку. Сказано же было, чуть что — ко мне, а он к ним побежал искать милости, дурила!

Прищепов прочитал заявление. Некоторые неясности еще оставались, но главное обозначено, раскрыты связи.

Он подписал Горину пропуск на выход из Управления.

Бегун остался у Дианы ждать известий.

— Эдак вы и меня втянете в историю! — сказала она. — Мне это не нравится. Я-то тут при чем? Я-то какое ко всему этому имею отношение? Нет уж увольте, нет уж, меня не трогайте!

— Ба, какая девочка! Прямо голубка сизокрылая! Невинность! Будто бы ты никогда не попадала в истории? — грубо язвил Бегун. — История закрыта! Я жду результатов! И не юродствуй, притихни, чтобы тебя как нету все равно!

Диана была практичной реалисткой, пожалуй, даже слишком практичной. Но в моменты страха она терялась, здравый смысл уступал место эмоциям.

— Может, дать ментам взятку? Покрупнее, не поскупиться. Ну что нам всем вместе стоит? Сбросимся — такую сумму наберем, они от счастья в обморок упадут, и дело таким образом уладится?

— Если бы все было так просто, тюрьмы опустели бы, дорогая крошка. Все-таки странно у вас, баб, башка устроена: вроде бы кажется умной, а чуть ситуация осложнилась — ну дура ведь дурой! Ишаку ясно, а ей нет.

Звонок в дверь поверг Диану в ужас. Бегун кинулся открывать в уверенности, что его «система» сработала.

— Вернулся! — донесся его голос из прихожей. Он подтолкнул Павла в гостиную.

Диана вскочила с тахты, легкой походкой пересекла комнату, подошла к Павлу. Его возвращение было шагом к победе, так, по крайней мере, она решила. Бегун остановился в дверях в картинной позе победителя.

Павел хотел поцеловать Диану, она отстранилась.

— Тебя совсем отпустили?

— Мне этого никто не сказал.

— И не скажут! — заверил Бегун. — Ты дома, вот и весь сказ! Однако садись-ка лучше за стол. Подкрепись. Теперь у нас с тобой будет беседа! Я очень рад, что здесь присутствует твоя жена!

— Меня там голодом не морили, — заметил Павел.

— Но вина не давали! В малых дозах вино укрепляет здоровье и проясняет голову. Садись! Знаешь, почему тебя отпустили?

— А почему бы им меня и не отпустить? Куда я денусь?