Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К моменту появления в магазине Бегуна в протоколе допросов уже имелись записи, подтверждающие, что с прилавка продано всего две тонны орехов из тринадцати.
Бегун с порога начал горячо протестовать:
— Что это все означает? У вас что, есть санкция?
— Есть, — устало произнес руководитель группы. — Никто и никогда еще не шел в магазин с обыском, не имея санкции, неужели не знаете?
В магазине продолжалась работа, вторая группа поехала с обыском на квартиру директора.
Обыски в магазине и на квартире дали поразительные результаты. На такое никто не мог и рассчитывать. Тем более по всему было видно, что Бегун опытный жулик, со стажем. Но случается и на старуху проруха: многолетняя безнаказанность ослабила бдительность, тщеславие и самонадеянность взяли верх над осторожностью.
...Магазинчик располагался в полуподвальном сыром помещении. Бегун установил в кабинете маленькую печурку, вывел железную трубу в форточку. В ней и обнаружили кое-что интересное: сверток с деньгами. Сумма оказалась столь крупной, что руководитель группы, повидавший в своей жизни немало жулья, сначала не поверил своим глазам. В печурке — сухие деревянные чурки, которые мгновенно можно разжечь. Продуманный тайничок. Дома денег не нашли. Но обстановка — картины, мебель, ковры, радиотехника, хрусталь, сервизы — выступали неопровержимым свидетелем многолетней роскошной жизни их хозяина.
Бегуна доставили в кабинет к Прищепову.
— Я ничего не буду говорить и не отвечу ни на один вопрос! — с вызовом начал он.
Прищепов остановил его жестом.
— Вы доставлены туда, где вам следует давать объяснения!
— Вы не отдаете себе отчета, в какой скандал втягивается ваше Управление!
— Не надо нас пугать! Всяк за свое ответит! К вам много вопросов, гражданин Бегун. Мы не спешим, нет у вас охоты отвечать на вопросы сейчас — подождем! Время есть и у вас и у нас.
Бегун снизил тон.
— Что вам нужно?
— Правду, — спокойно ответил Прищепов. — У нас есть сведения, что вы предлагали взятку должностному лицу за прекращение уголовного дела Погребинского и Горина. Нас заинтересовало ваше участие в этом деле. О ваших комбинациях с товарами разговор впереди, а сейчас хотелось бы узнать, в чем причина вашей заботы о Погребинском и Горине? Нам известно, что вы очень возражали против явки Горина с повинной, но он вас не послушал.
— И вы ему поверили?
— А почему бы не поверить?
— Не знаю, что он там показал, но я считаю, что это его форма самозащиты. Он будет валить на других, чтобы обелить себя! Он вообще такой человек — несамостоятельный, бесхарактерный.
— Не сказал бы! Скорее наоборот!
— Ну и как же он обрисовал мое участие в этом, с позволения сказать, галантерейном деле?
— Вы ему давали деньги в долг?
— В долг он действительно брал, но отдать не поспешил!
— Это уже нас не интересует, это ваши трудности! Вы, Бегун, знакомы с Карачаевым, а тот — с директором совхоза «Воронки». Вы могли бы пролить свет на то, почему Погребинский и Горин выбрали для своей деятельности именно этот совхоз?
— Меня этот вопрос не касался! Погребинский сам связан с Карачаевым. Он работал у него на заводе, все нити там. Я тут абсолютно ни при чем, абсолютно.
— Могли, конечно, и не знать. Но если знали, лучше расскажите, какой смысл скрывать?
— Да не знаю я. Но понимаю, почему вам не нравится правдивый ответ.
— Вы принимали участие в реализации неучтенной продукции из совхоза «Воронки»? Только правду, Бегун!
— В овощном магазине?
— Нет, в галантерейных! Через тех директоров, с которыми вы недавно обсуждали ситуацию. Каков ваш интерес в галантерейных махинациях?
— Этого идиота, который к вам сам пришел, было жалко, а еще более жалко его жену! Да и долг надо было получить! С кого теперь получать?
Прищепов захлопнул папку с материалами.
— Ну что ж, ладно. У нас еще будет время подробнее поговорить об этом!
Прищепов и Степанов поехали в соседнюю область. Линьков остался в Ленинграде до выяснения связей Горина и Погребинского с магазинами.
Линьков вызвал Погребинского.
— Подумали, как вести себя, или будете по-прежнему шутки шутить?
— Вы следователь? — поинтересовался Погребинский.
— До следователя дойдет черед! Мы занимаемся дознанием и проверкой некоторых моментов вашей деятельности.
— Думать-то я думаю, товарищ, да вот, как быть, не знаю...
— Откровенность — всегда верный путь! — сказал Линьков.
— Ой-ли, гражданин начальник! Статью вы мне подобрали тяжелую. Будто бы мы и вправду расхищали государственное имущество. А мы, ей-богу, ничего не расхищали! Своими руками дело делали и из своего кармана денежки платили. Какое же это преступление? Обижаете, товарищ начальник.
— Из зарплаты или из прибыли за реализацию неучтенной продукции платили? Это ведь разные вещи, думаю, отрицать не станете.
— Совхозную продукцию и свою мы никогда не путали! За кого же нас держите, гражданин начальник?
— Конечно, я разве говорю, что путали? Не был в совхозе, но знаю: каждую готовую брошь, наверное, десяток глаз учитывал.
— Точно! Вы, гражданин начальник, обстановочку обрисовали точно! У вас, знаете, профессиональное чутье, интуиция...
— А сырье? — оборвал его Линьков.
— И сырье не путали! И оплату рабочим не путали! Мне один умный человек говорил: на сырье и оплате труда чтобы все чисто было!
— Полистирол нигде и никогда не поступал в открытую продажу. Где же вы его покупали?
«Вот она, решающая минута, — подумал Погребинский. — Или сейчас конец и гореть ясным пламенем, или выводить все на Горина».
Линьков ждал ответа. Погребинский медлил. Линьков усмехнулся:
— Умный человек поучал вас, а вы...
— Я думаю, гражданин начальник! Скажите, если вы приходите, предположим, на свалку и берете оттуда какой-то предмет, выброшенный за ненадобностью, — это хищение?
— Однозначно ответить на этот вопрос нельзя.
«Если показать, — рассуждал про себя Погребинский, — где полистирол действительно куплен, то выйдет скупка краденого и Горин остается в вопросах сырья в стороне. Если экономия сырья, то все падает на него».
— Тут все дело в технологических особенностях полистирола, — осторожно заметил Погребинский.
— Вот, вот! — подхватил Линьков. — Уже ближе к делу.
— Ближе! — согласился Погребинский. — Вот, к примеру, должны мы изготовить ягодку черешни весом в пять грамм. Полистирол расплавили,