этот самый миг, что вы тратите на меня, бедолагу, может, вершатся по-настоящему страшные, опасные дела...

Он готов был шутовать и дальше, но его остановили.

— Садитесь! — указал на стул Прищепов.

Погребинский сел, с вызовом оглядел присутствующих, как бы оценивая, достойны ли его противники.

— Я обязан, — начал Прищепов, — предъявить вам санкцию на арест. Ознакомьтесь.

Линьков положил папку на столик перед Погребинским. Тот прочитал, улыбка сошла с лица.

— Сурово! Красивая статья — хищение государственного имущества или общественного имущества, совершенное путем присвоения или растраты либо путем злоупотребления служебным положением. Сурово, граждане начальники, но только ко мне это не относится! Ошибочка у вас!

— Вы что же, решили отрицать очевидные вещи?

— Эх-хо-хо! — вздохнул Погребинский. — До очевидного-то вам, товарищи, добираться и добираться! А тут нет ничего очевидного! Так, пустяки! Слова-словечки. Буквы да знаки препинания. А доказательств нема.

— Вы задержаны с поличным! — уточнил Линьков.

Ответом была вызывающая улыбка.

— Я всегда готов идти во всем навстречу следствию. Во всем. Клянусь, во всем. У кого угодно спросите — все подтвердят. Но вы должны понимать, что это «поличное» — развеселые пустяки. Не было задержания с «поличным»! Не было!

— Как это, не было? — удивился Линьков. — Вот протокол. В Умани вы сошли с поезда, взяли два свои чемодана и перенесли их в машину Карачаева. Тут же вас и задержали. Что это, по-вашему, не с поличным? Не улика?

— Никаких чемоданов я с поезда не брал и никаких чемоданов в багажник «жигуля» Карачаева не клал! К Карачаеву ехал устраиваться на работу, я ранее работал на том же заводе, что и он. Ясно? Работать ехал устраиваться, чтобы не тунеядцем каким-нибудь быть, а тружеником, достойным гражданином общества.

— Вы признали в Уманском райотделе, что эти броши совхозные, что везли их для реализации.

— Умань — далекий город! Нет удовольствия там сидеть. Я испугался.

— Вы, может быть, возьметесь утверждать, что вообще не имеете никакого отношения к галантерейным изделиям?

— Почему же? Имею, и самое, так сказать, прямое! Был начальником подсобного цеха в совхозе «Воронки». Цех закрыли: директор требовал, чтобы я согласился заведовать ремонтными мастерскими. Но какой из меня механик! Я даже не знаю, с какой стороны подойти к трактору. Вот мне и подсунули два чемодана, чтобы спровоцировать задержание с поличным.

Линьков молча потянулся к папке, где были показания Горина. Степанов придержал ее и отрицательно покачал головой.

Погребинский поморщился, как от зубной боли:

— Ай, ай, ай! Это очень старый прием, пугать пустыми папками.

— Старый, — согласился Прищепов. — Но он прием, когда ничего нет, а когда есть, то спешить не будем. Вы настаиваете, что чемоданы вам подсунули работники милиции?

Погребинский всплеснул руками.

— Что вы? Я просто показал вашему молодому коллеге фокус! Я ни на чем не настаиваю! Жизнь научила во всем идти навстречу следствию, а вы не поверили! Я дал знак, что дело вовсе не в задержании с поличным!

Линьков тут же поспешил с вопросом:

— Стало быть признаете, что привезли в Умань для реализации две тысячи четыреста брошей «жук», похищенных в совхозе «Воронки»?

Погребинский поднял взгляд на Прищепова.

— Опять мы не понимаем друг друга! Как много лишних слов! И слова-то какие опасные: для реализации похищенных... Я ничего не похищал. Зачем мне это нужно — похищать!

— Что же вы признаете? — спросил Линьков. — Что привезли два чемодана брошей в Умань?

Погребинский притворно вздохнул:

— Если это необходимо следствию, могу и признать.

— Что значит, необходимо следствию? Вас задержали с поличным...

— Опять сказка про белого бычка! — перебил Линькова Погребинский. — Откуда это видно? Я все время твержу, что готов всеми силами сотрудничать со следствием. Так? Или и это не так? Тогда извините, тогда уже я вообще ничего не понимаю...

— Скользкий вы человек, Погребинский, все хитрите, играете какую-то роль.

— Нет, не скользкий! Меня уже однажды назвали колобком. От дедушки ушел, от мамки ушел, от тебя, серый волк, и подавно уйду! Вы мне только намекните, что следствию нужно в этом пустом деле, и я подумаю, как вам помочь.

Степанов вопросительно взглянул на Прищепова: «Ловок!»

Прищепов ответил:

— Подумайте лучше, как себе помочь, а уж следствие как-нибудь справится со своей задачей! Подумайте хорошенько.

Погребинского увели.

У Линькова еще не улеглось возбуждение.

— Его же можно было припереть к стене показаниями Горина! Не понимаю, зачем тянуть резину.

— Можно! — согласился Прищепов. — Но он будет ускользать из рук, как угорь. Пусть дозреет сам, без наших подсказок. Для преступника самое трудное — неизвестность. Он уверен, что мы не можем всего знать, но что-то знаем. А что? Что именно? Иной изведется от такой неизвестности...

— Этот не изведется! — заметил Степанов. — Нужно ехать в совхоз. Нужно ехать...

Прищепов позвонил по телефону и попросил Павла явиться в Управление.

Диана проводила его до двери, спросила, когда примерно он думает вернуться.

Она набрала номер телефона овощного магазина. Долго никто не брал трубку — в магазинах это часто случается. Потом ответил незнакомый голос. Она попросила к телефону Бегуна. Незнакомый мужской голос поинтересовался, кто его спрашивает. Диане показалось это подозрительным, и она положила трубку.

Она знала по голосам всех работников магазина, которые могли оказаться в кабинете директора. Они были приучены не интересоваться, кто звонит. Странно. Что это могло означать? Неприятно, ох как неприятно!

Когда Диана звонила Бегуну, в магазине шел обыск — как раз начали учет товаров и проверку накладных.

Торговля в магазине шла без чеков, продавцы получали деньги наличными: очень удобно для хищений.

Работники УБХСС искали документы на партию грецких орехов весом в одиннадцать тонн. Оказалось, несколько партий, одна за другой, пришли с базы за короткое время. Всего поступило тринадцать тонн, в задержанной фуре обнаружили лишь одиннадцать.

Выяснилось: две тонны Бегун пустил в продажу. Все тринадцать тонн были оплачены, деньги за них сданы в банк. Иного и не ожидали. Вся суть состояла в разнице цен — в госторговле и в системе потребительской кооперации: кто-то внес в кассу деньги за одиннадцать тонн орехов.

Этот кто-то был, несомненно, сам Бегун. К такому выводу вела логика и факты. Хотя последних, по правде сказать, было не так уж и много.

Группа работников УБХСС пришла в магазин в отсутствие директора.

Спокойно, без