class="p1">Благодаря этому инциденту он понял, что Майя умеет просчитывать последствия поступков, а значит, отец прав — она совсем неглупа. Зато теперь Федю грызло понимание, что его младшая сестрёнка думает о нём не так уж хорошо, раз предугадала, что он способен опуститься до копания в мусоре. А самое неприятное, что она права.

Неожиданно за Майей оказалось интересно наблюдать, и теперь Федя частенько притворялся, что читает, а сам исподтишка за ней следил. Это давало передышку бабушке, которая после двух побегов больше не оставляла эту оторву в одиночестве. Потому-то в магазин за продуктами они по очереди ходили — к концу июня эти вылазки стали для Феди единственным поводом выйти за двор.

В общем-то, делать на улице ему было совершенно нечего. Каждая прогулка заканчивалась тем, что сзади обязательно собиралась толпа всех окрестных ребят, во главе с рыжим Глебом, улюлюкающих, как обезьяны:

— Эй, Патлатый, волосы в глаза не лезут?

— Пакет не тяжёлый? Помочь?

— Леший, да ты чего! Он сильный, он сам всем помогает!

— Как Супермен?

— Да нет! Как Человек-паук! Помнишь, он даже сальто сделал, когда его попросили?

— Патлатый, ты умеешь делать сальто?

Федя вопли игнорировал, притворяясь, что не слышит и не видит этих троллей. Но каждое посещение магазина становилось настоящим проклятием — пацаны пристраивались за ним и шествовали следом, отпуская в его адрес ехидные фразочки. Это дико выводило из себя, и он с трудом удерживал на лице каменное выражение. Ему очень хотелось послать зубоскалов куда подальше, но останавливало понимание, что, ответив подобным образом, он сравняется с этими придурками.

Но однажды Феде всё-таки пришлось с ними заговорить. Это случилось двадцать третьего июня, когда бабушка отправила его за хлебом. Он вышел из дома и не успел пройти двух десятков шагов, как услышал за спиной шелест гравия, торопливый топот и свист. Чуть ускорившись — так, чтобы не выглядеть суетливым, Федя расправил плечи и приподнял подбородок, стараясь казаться равнодушным. Но на этот раз уловка не сработала — его догнали и окружили пятеро ребят, а находившийся среди них Рыжий, пошёл рядом с ним, то и дело подпихивая плечом.

— Ну здоров, человек-герой! Как делишки? Как сестришка?

Федя молчал, и не думая вступать в разговор. Глеб какое-то время шёл рядом, подкидывая носком кроссовка попадающуюся на пути гальку. Не дождавшись ответа, тот в очередной раз подпихнул его плечом и осведомился:

— Чё молчишь?

Федя не ответил и теперь. Дойдя до угла, он повернул направо и на секунду перекрестился со светло-жёлтыми, как янтарь, глазами Глеба. Короткий миг, брови Рыжего поползли вверх, а привычно-ехидная физиономия стала предвкушающей. Подавшись навстречу, тот протянул руку и быстрым движением выхватил из нагрудного кармана рубашки Феди торчащую купюру в пятьсот рублей. Он даже не успел сообразить, что происходит, а недруг уже развернул банкноту, приподнял вверх, изучил водяные знаки и довольно цокнул языком:

— О, пацаны! Гуляем!

— Эй, отдай! — опешил Федя и протянул руку за деньгами. — Совсем оборзел?

— Запела птичка! — рассмеялся кто-то из стоящих позади него мальчишек. Федя узнал его по голосу — говорил невысокий русоволосый пацан с россыпью аккуратных веснушек на щеках, которого все звали Лешим. Между тем Рыжий махнул купюрой у него перед носом, ловко увернулся от его рук и отпрыгнул назад, ехидно поддразнивая:

— Цыпа-цыпа-цыпа…

— Ах ты ворюга! Отдай, я сказал!

Разозлившись, Федя кинулся на противника и попытался отобрать деньги. Но тот вдруг перестал зубоскалить, неприязненно сощурился, сунул банкноту в карман штанов и легонько пихнул его обеими руками. Федя пошатнулся, но на ногах удержался и снова бросился к Глебу, пытаясь добраться до своей пятисотки. Рыжий уворачивался от наскоков легко и непринуждённо, даже не вынимая рук из джинсов. Наконец, Федя сумел перехватить запястье, будто намертво сросшееся с карманом и, раздосадованный несколькими неудачными попытками отнять свои рубли, он выкрикнул:

— Правильно тебя мать гнобит! Вор! Отдай, кому говорю!

Эти слова взбесили Рыжего. С его лица окончательно ушла нагловатая усмешка, и взгляд стал злым и режущим, как острозаточенный нож. Хрустнув купюрой, он зажал её в ладони, вытащил кулак и со всей силы двинул Феде в скулу, повалив на газон возле углового дома. После ехидно ухмыльнулся, взмахнул рукой со скомканными деньгами и презрительно сплюнул на землю:

— Беги жалуйся бабуле! Беги, Патлатый, беги! Как только она придёт за деньгами, я сразу отдам!

И, спрятав банкноту в карман, кивнул друзьям. Те окружили его, насмешливо косясь на Федю, и компания нарочито медленно двинулась обратно. Поднявшись с земли, он закусил губу, сдерживая подступающие к глазам слёзы, и принялся тщательно отряхивать штанины от налипшей травы. Догонять банду не стал, понимая, что преимущество на их стороне, а бежать следом, требуя отдать деньги, точно брехливая дворняга, ему казалось унизительным.

Слегка успокоившись и овладев трясущимися руками, Федя направился домой, но другим путём, в обход квартала. Чтобы не думал о нём Глеб, жаловаться бабушке он не собирался и предпочёл бы, чтобы та никогда не узнала о случившемся. Потому-то и не зашёл через калитку, а перемахнул через забор и, пригнувшись к земле, подкрался к своей спальне. Окно Федя держал открытым, и ему ничего не стоило забраться в комнату, подкрасться к шкафу и вытащить из-под одежды скромные сбережения.

Денег было жаль до слёз. Но он понимал, что если не купит хлеба и молока, а соврёт, будто потерял пятисотку, бабушка станет задавать вопросы, и он засыплется. Потому, досадливо скрипнув зубами, Федя отделил от тоненькой пачки фиолетовую банкноту, скатал её в трубочку и засунул в кроссовок. Он уже повис на подоконнике, готовясь незаметно вылезти на улицу, но неожиданно за спиной прозвучал негромкий Майкин голос:

— Ага.

Вздрогнув, Федя обернулся. Сестра стояла в дверном проёме, держа в руках свой рисунок, повёрнутый тыльной стороной наружу. Встретившись с ним взглядом, она удивлённо моргнула и шёпотом повторила:

— Ага. И кто тебя побил, Федь?

Он непонимающе нахмурился, метнулся к висящему на стене зеркалу и чуть не присвистнул. Под глазом и впрямь разливался свеженький багровый синяк. Мысленно чертыхнувшись, прошипел, понижая голос:

— Никто! Сам ударился. Попробуй, только проболтайся бабушке, что видела меня! Я тебе задам!

И, перевесившись через подоконник, Федя спустил ноги, пытаясь дотянуться до земли не прыгая. Сестра понаблюдала за ним несколько секунд, а потом выглянула в коридор и крикнула во всю мощь своих лёгких:

— Бабушка! Я пойду на песке посижу! Можно?

Ответа он уже не услышал.

Опасаясь снова столкнуться с пацанами, в магазин Федя пошёл тем же окружным путём, которым незаметно вернулся домой. Это не