три синих листика, она залезла под своё платье, съела два, вставила руки и голову в отверстия сарафана и прожевала третий листик.

— Ах, как же хорошо вернуться в нормальное состояние! — потягиваясь проговорила девочка. Настроение у неё сразу улучшилось, мир снова заиграл красками, ползущая рядом лягушка казалось теперь смешной букашкой, а парящий в небе сокол — просто красивой птичкой. Солнышко светило ласково, жизнь налаживалась.

Глава 15. В которой Маша отправляется по лопухам.

— А ты откуда здесь взялась? — удивилась бабушка, увидев Машу во дворе. — Ты же в поле ушла. И как это ты мимо меня прошла?

— Так я раньше вернулась, а здесь кротовые норы изучала, — нашлась Маша, что, в общем то было почти правдой.

— А что их изучать, дырки как дырки, да земляные кучки. Весь вид портят, гадкие кроты. Надо попросить Сеню на них ловушки поставить.

— Да что, ты, бабушка, — испугалась за кротов Маша, — они чудесные зверьки, не нужно их отлавливать, а кучки я граблями заровняю.

— Скажешь тоже, чудесные, — усмехнулась бабушка, — всех червяков поедят на участке, и кто будет землю нам удобрять?

— Всех не поедят, — заверила её Маша, — земля у тебя здесь чёрная, жирная, всем хватит. А с кротами я всё улажу, кучек здесь у тебя больше не будет. Ну разве что под лопухами, а под ними и не видно.

— А почему лопухи не скосила, — спросила бабушка, — смотри какие заросли у забора, прямо как джунгли. Вот и Сеня их постоянно не успевал докашивать.

— Так потому и не скосила, — снова начала придумывать Маша, — что это очень красивый участок получается, а огромные листья лопухов создают специальные климатические условия для почвы, образуя на ней тень в дневное время и задерживая обжигающие солнечные лучи, что очень полезно для развития червяков и образования гумуса. Так один учёный по телевизору говорил.

— Ты больше верь этому телевизору, — проворчала бабушка, — там что ни день, то новый учёный, и так обо всём учёно говорит, что и верить начинаешь, а на поверку — полная ерунда.

— Но бабушка, — запротестовала Маша, — тебе ведь нужны червяки для почвы, сама же говорила, вот пусть они тут и разводятся, а лопухи здесь высокими не вырастают, основная их часть всё равно за забором растёт. И кроме того, эти листья очень красивые.

— Ну скажешь тоже, — усмехнулась бабушка. — Ладно, бог с этими лопухами, пойдём, пора обедать.

После своего визита в кротовую нору у Маши появилось стойкое убеждение, что полностью кротам доверять нельзя. Кто знает этих малоизученных обитателей. Практики человеческого общения у них нет, мораль им тоже не известна, правила поведения свои выдумывают. Чего доброго, ещё и действительно съедят. Поэтому, хотя и дала обещание никому про радужные листики не рассказывать, решила сама всё–таки попробовать их поискать и поэкспериментировать. Вдруг что–нибудь да получится. Поэтому пообедав и помыв посуду, дождавшись, когда бабушка прилегла прикорнуть на часок, тихонечко вышла из дома и отправилась опять к лопухам.

Маша, ползая на коленках, очень внимательно заглядывала под каждый лопух, но при этом постоянно оглядывалась по сторонам, опасаясь, как бы не вылез Крот и не начал ей выговаривать. К счастью, Крот либо тоже прикорнул на часок, либо у него были свои другие дела, но он так и не появился.

Обыскав безрезультатно все свои лопухи, Маша решила попытать счастья за забором, где заросли были погуще. Здесь ей повезло больше. Она нашла один фиолетовый листик, один зелёный трилистник, один синий листик, а в самом конце зарослей, уже на подступе к лесу обнаружила лопух, на котором росли два СЕРЫХ трилистника.

«Вот те раз, — сказала сама себе Маша, — а Крот ничего про серые листики не рассказывал. Может, это просто так засохло»? Но решила оторвать оба на всякий случай и посмотреть, что получится, а может удастся и Крота разговорить, вдруг чего–нибудь и про серые знает. Единственное, что Маше не понравилось в лопухах — это их колючки, которыми в результате своих поисков она оказалась сплошь обтыкана. Особенно противно оказалось выдирать их из волос. Но что поделать — издержки производства.

Маша вернулась домой. Бабушка уже проснулась и колдовала у плиты — она помешивала деревянной ложкой в стоящем на огне большом тазу, периодически снимая пенку в глубокую тарелку. По всему дому витал аромат клубничного варенья. От него у Маши потекли слюнки и забурчало в животе.

— Бабушка, — попросила она, — а можно мне пенку?

— Конечно, Машенька, — сказала бабушка, — я и блинчиков к ней напекла. Мой руки и садись за стол, чаевничать будем. А что это ты вся такая взъерошенная, да и колючка к тебе прицепилась, ты где это была? — поинтересовалась бабушка.

— Да так, гуляла, — ответила Маша и быстренько отправилась мыть руки, чтобы уйти от дальнейших расспросов.

От таких запахов она чуть было не забыла, что намеревалась засушить листики. Вымыв руки, Маша вернулась к себе в комнатку, достала свой блокнот и аккуратно проложила в нём среди страничек каждый листик, благо листиков было всего пять и места в блокноте для них оказалось достаточно, а для пресса подложила блокнот под ножку от кровати.

«Ну надо же, столько сил потратила, чтобы их отыскать, и чуть не забыла из–за варенья, — сокрушалась про себя Маша. — На моём пути встал аромат клубники, и все мысли из головы чуть не вылетели. Строишь себе замыслы, планируешь, а рефлексы тебя даже не спрашивают, — что с тобой хотят, то и вытворяют. То есть часть меня, которая Я, собиралась засушить листики, а другая часть меня, которая как бы и не Я, просто отключила мою Я и намерилась отправить меня на кухню. Похоже, что меня много. Моё «бессознательное Я» чуть было не победило моё «сознательное Я». О, боже, в кого я превращаюсь? А если бы победило, — тогда я что, биологический робот? Просто ужас какой–то. Это, наверное, всё от переизбытка кислорода. Нет, надо срочно снимать стресс сладеньким».

И она отправилась на кухню. Бабушка уже разлила чай в чашки, поставила в центр стола тарелку с дымящимися блинами и миску с горячей ароматной клубничной пенкой. Тут уж было не до разговоров. Объедение, да и только. После такой вкуснятины Маша подумала: «А всё–таки,