Пенни воскликнула:

— Ой!

Элиза проворчала:

— Посмотри, что ты наделала, прямо вывела его из себя!

В распахнутое окно ворвался звук голоса мисс Эдриан, плавно снижающийся с самой высокой ноты. Пенни круто развернулась, с силой топнула по каменному полу и выбежала из кухни.

В кабинете зазвонил телефон. Мэриан Брэнд, разбиравшая содержимое ящиков письменного стола, отбросила в сторону кипу бумаг и подвинула к себе аппарат. Мужской голос произнес: «Алло!», и все ее мысли в одно мгновение перенеслись далеко-далеко, туда, где он держал ее за руку в темноте под обломками покореженного состава.

Она сказала: «Мэриан Брэнд слушает», и порадовалась тому, что голос у нее твердый и спокойный. Хотя внутри что-то дрожало. Она думала, что он еще в Америке. Может, он был... Какая чепуха. Он мог быть в комнате. Эти мысли возникли все одновременно.

Он заговорил снова.

— Как поживаете? Вы узнали мой голос? Я-то ваш узнаю где угодно.

Инна открыла дверь. Когда она увидела, что Мэриан говорит по телефону, она вышла. У нее был вид вторгнувшегося без приглашения призрака, никому не нужного и несчастного. Мэриан даже ее не заметила. Она сказала в трубку:

— Я думала, вы в Америке.

— Я был, но не очень долго, и уже вернулся. Вы получили мои письма?

— Да. Они очень интересные.

— Они написаны очень скверным почерком. Мне следовало использовать пишущую машинку, но эти доктора просто парализовали меня.

— Как вы узнали, что мы здесь?

— От вашей миссис Дин. Я потерял вас из виду на пару дней. Могу я прийти и увидеться с вами?

— Где вы?

— Практически по соседству, в отеле в Фарне. Когда я смогу увидеть вас?

— Не хотите ли заглянуть к нам на ленч?

— Вы имеете в виду, сегодня?.. С удовольствием.

— Наш дом примерно в одной миле, если идти вдоль побережья. Вы не сможете его не заметить. Дом белого цвета, а двойные входные двери — синего.

Она повесила трубку и пошла переговорить с Элизой.

— Я очень надеюсь, что ты сможешь справиться. С предупреждением я несколько запоздала.

Элиза выглядела мрачной.

— У нас почти закончились некоторые продукты, до чего, как я думала, мы никогда не докатимся. Но немногие могут сказать, что их дух не был сломлен войной. Когда я думаю, что в моей кухне нет маргарина, не говоря уже о нежно-оливковых капельках жира, самое время умолять мясника подкинуть пару косточек для бульона!

— Но вы такая чудесная кухарка. Вот где имеет значение настоящий талант. Все, что угодно будет вкусно, если у вас будет фунт необходимых продуктов.

Если бы в ее голосе или даже в ее мыслях, присутствовал оттенок неискренности, Элиза бы почуяла его, как Мактавиш чувствует приближение мыши. Здесь же не было ничего, кроме абсолютной убежденности, и она позволила себе принять дань восхищения.

Когда они поняли, что кофейный крем не удастся приготовить в срок и что у них недостаточно жира для приготовления пирога, Элиза решительно бросилась готовить королевский пудинг, у них было всего два яйца и заказ, который ожидался из бакалеи завтра.

Потом, когда Мэриан собралась уходить, Элиза остановила ее.

— Есть кое-что, о чем, как я думаю, лучше сказать вам, мисс Мэриан...

Сердце у Мэриан упало. По истечении всего двух дней она уже предчувствовала, что будет тосковать по Элизе в случае, и это звучит ужасно, если та сейчас предупредит ее о своем уходе.

Затем ее охватило раскаяние. Если она смогла почувствовать такое за столь короткий срок общения, то неудивительно, что тетя Флоренс и тетя Кэсси сидят сейчас по другую сторону стены завистливые и злобные, потому что Элизу у них похитили. Она пару раз приготовила для всех домочадцев ужасную еду, что окончательно все прояснило. Мэриан решила принять удар достойно.

Элиза, высокая и угловатая, с крупным носом, несколько желтоватой кожей лица и глазами цвета остро наточенного стального ножа, который она только что вынула из ящика стола, встала и сказала:

— Всегда лучше расставить все по своим местам, и я хотела бы быть уверена, что будет завтра, так что, может быть, вы дадите мне знать, если задумаете что-то изменить.

Это не звучало как предупреждение об уходе, но ничего нельзя принимать на веру.

— Я ничего не хочу менять, Элиза.

— Тогда я уверена, что буду очень рада остаться. Я всегда говорила, что здешняя плита лучше, и Мактавиш привык.

— Я просто счастлива, Элиза. Только я переживаю из-за миссис Брэнд и мисс Ремингтон...

Не то чтобы Элиза фыркнула. Ее ноздри резко дернулись. Она решительно заявила:

— Миссис Бэлл следит за их половиной дома, а ее сестра миссис Вулли будет приходить по утрам и готовить для них. Я научу ее пользоваться плитой, и они смогут подогревать то, что она будет оставлять им на ужин. Обо всем есть договоренность, и вам не о чем волноваться. А если вы и миссис Фелтон будете сами прибираться в своих комнатах...

— И в кабинете, — быстро сказала Мэриан, — я бы хотела прибираться и в кабинете.

— Мы прекрасно заживем. И, если мне позволено просить об этом, я была бы рада компании Пенни, время от времени, и Феликса тоже.

По другую сторону стены мисс Ремингтон резко вскинула голову.

— Я уверена, что это счастье, когда окна этой комнаты не выходят на ту же сторону, что и в музыкальной гостиной.

Леди расположились в их собственной гостиной, из окон которой открывался вид на дорогу, на согнувшиеся от ветра кусты и на холмы, возвышающиеся вдали. Здесь было очень много мебели и изрядное количество безделушек. Каждый дюйм подходящего пространства на стене был занят. Пол был заставлен множеством маленьких столиков. На окнах висели тяжелые плюшевые занавески голубого цвета. Брюссельский ковер был в высшей степени износостойким, его голубая с коричневым расцветка практически не пострадала от времени.

Миссис Брэнд сказала:

— Мы не видим солнца, и моря тоже.

Кэсси тряхнула головой.

— Ты не слишком-то тоскуешь по солнцу, и, я уверена, море создает немало шума на той стороне. Так же, как Хелен Эдриан. Я поговорю с Феликсом. Они действительно должны бы держать свои окна закрытыми во время своих занятий. Не понимаю, почему мы вынуждены закрывать наши.

С этими словами она быстро подошла к окну и с грохотом захлопнула раму.

Флоренс Брэнд штопала чулок. Она подняла глаза. На мгновение задержала взгляд на сестре и затем вернулась к штопке, продергивая нить и отпуская ее в неторопливой, размеренной манере.