Дружинник понимающе кивнул, ленивой походкой подошел к пленнику и положил ему руку на плечо. Половец беспокойно обернулся, а Сорока резким движением согнул его пополам, вытягивая в сторону правую руку пленника. Еще миг безуспешного сопротивления, и половец уже лежал на земле, придавленный коленом русича, а его рука лежала кистью на пне. Сорока разжал судорожно сжатый кулак пленника, медленно вытянул из ножен саблю и положил холодную сталь на большой палец половца.

– Рубить? – деловито спросил Сорока воеводу.

– Руби, – громко велел Коловрат, но погрозил Сороке пальцем, чтобы тот не усердствовал.

Дружинник кивнул с усмешкой, мол, понимаю. Дело известное, не впервой. Было видно, что половецкий воин весь напрягся на земле, его била дрожь, но он хотел выглядеть мужественным. Коловрат хорошо знал, что вот такой неспешный разговор перед пыткой или казнью помогает лишить самообладания даже самого мужественного человека. А вот если кричать, хватать его, тащить, бить, поносить, оскорблять весь его род, то можно по частям его резать, а он будет в ответ тебе проклятия кричать и ничего не расскажет. Страх в человеке надо разбудить, животный, древний страх. Он должен сменить в нем ярость и ненависть к тебе. А со страхом жить трудно. И умирать тоже.

– Э-эх! – выдохнул Сорока, и его сабля со свистом рассекла воздух и впилась в пенек аккурат возле пальца пленника, едва задев на нем кожу.

Пленник заорал тонким голосом и забился, как попавшая в силок птица. Но Сорока не дал ему вырваться. Он взмахнул саблей, и второй удар снова чуть задел клинком пальцы половца. Коловрат махнул Сороке рукой, чтобы тот отпустил пленника. Половец мгновенно вскочил на колени и полными ужаса глазами уставился на свою руку, по которой из порезов чуть сочилась кровь, но все пальцы были на месте. Сорока снова схватил его за плечо, больше для того, чтобы пленник не попытался сбежать или не кинулся на кого-нибудь.

– Я скажу! – плохо выговаривая русские слова, затараторил половец, пятясь на коленях от подходившего к нему воеводы, пока не уперся спиной в ноги Сороки. – Я все тебе расскажу. Я знаю тебя, ты Коловрат, ты с князем к моему отцу приезжал!

– Да ну? – удивился воевода, встав над пленником, уперев руки в бока и ухмыляясь в густую бороду. – Ты меня знаешь? И кто же ты сам-то? Отец твой кто?

– Меня зовут Карат, я сын хана Туркана. Прошлым летом ты у нас был. Я тебя видел.

– Почему я тебя не видел? – удивился Евпатий, но потом вспомнил, что встретился князь Федор с Турканом не очень хорошо.

Молодые воины хана стали часто нападать на селения в рязанских землях… много людей в полон увели, скота. Хан улыбался, клялся, что он знать не знает об этом, а что касается молодежи, так резвятся, удаль свою показать хотят друг перед другом да перед прекрасными половчанками. Тогда он нарушил обычаи гостеприимства и не стал представлять русскому князю своих сыновей, хвалиться ими. Выглядело бы это как глумление и бахвальство. А может, кто из дружинников и узнал бы в сыновьях Туркана обидчиков. Несколько раз конные отряды дружинников догоняли половцев, отбивали добычу. А те, уступив в скорой сече, скакали назад в свои степи.

– Пощади, воевода, я все тебе расскажу. Как монголы к границам рязанским подбираются, что замышляют. Все расскажу, что сам знаю.

– Ладно. – Евпатий опустился на поваленный ствол дерева и приготовился слушать.

– Они грозились все наши селения пожечь, женщин и детей свести на базары, на восток продать. Отец должен был спасти свой народ, но он вас не предал, рязанцы. Когда враг на твоей земле, думай прежде о своих.

– Что хотели монголы от хана Туркана?

– Про русичей узнать. Чтобы он все им рассказал, как ваши города устроены, много ли у вас силы, как вы бьетесь с врагом, каковы ваши обычаи. Но мой отец сказал, что стар уже, что давно не ходил на русичей, да и мир у нас с вами. Многое, говорил он, изменилось. Видишь, Коловрат, мой отец, как лиса, юлил, выкручивался, чтобы не предать добрых соседей.

– Да уж, – усмехнулся Евпатий. – Чего-чего, а это вы умеете, лисье племя! Добрых соседей, говоришь? А для чего ты с татарами пошел?

– Отец послал, – взмолился Карат. – Не мог я ослушаться отца, но и вам во вред не хотел ничего делать. Сбежать хотел, к вам прийти, предупредить, к отцу, чтобы уводил стада подальше в глубь земель русских.

– Сбежать, – ехидно повторил Сорока, – а сам за нож хватался, пока вязали. Насилу угомонили, да и то ножнами по темечку.

– Подожди, – хмуро остановил дружинника Коловрат. – Так что здесь татары задержались? Умысел какой, пожива какая им тут?

– Я слышал, что они с вашим отрядом где-то недавно рубились. Думали, что к вам подмога подоспеет, вот и ушли в эти леса. Ведут себя тихо, но присматриваются к поселению вашему, что на бугре за лесом. Пленников они по дороге брали, вызнали, что там важные русичи будут завтра. И с богатым обозом. Им очень знатные русичи нужны, от них они хотят все про вашу силу узнать.

– Вот как, значит, – тихо сказал Коловрат и задумчиво опустил голову, разглаживая бороду.

Дружинники, стоявшие поодаль и все слышавшие, переглянулись, зашептались. Половец напряженно смотрел на рязанского воеводу, на его воинов. По его нечестивым глазам видно было, что очень он опасается за свою жизнь. Слишком ему его участь непонятна теперь. То ли пожалеют его княжеские дружинники за откровенность, то ли голову снесут за то, что вместе с чужаками по их землям вором пробирался, что их товарищей недавно побили мечами и стрелами.

– Сколько их? – наконец спросил Коловрат. – Знаешь?

– Вон в том лесу за рекой две сотни. Здесь в овражке в перелеске несколько десятков, за дорогой следят, должны отвлечь на себя, если ваши отряды подойдут, искать их будут. Да в десяти верстах в лесу буреломном непрохожем сотня прячется. С ними там и их князь, или тысячник, не знаю, как по-ихнему будет. И еще по лесочкам по десятку да по два рыщут. Мужиков местных в полон берут, гонцов надеются перехватить, если такие будут.

– Много пленников нахватали?

– Не знаю, воевода, – покачал головой Карат, – при мне двоих приводили. Вчера да утром сегодня. Все местные, но про обоз только один знает. Они еще будут искать тех, кто что-то знает. Кого-то из знатных захотят захватить, чтобы выведать.

– Теперь помолчи! – осадил разговорившегося половца воевода. – Сорока, ты его пока при себе держи, на ремень посади, чтобы не сбежал.

– Прикажи не убивать меня, Коловрат! – снова подал голос пленник. – Все как есть тебе рассказал. Не убегу, клянусь тебе всеми своими предками, душами их. Я тебе помогать буду! У нас говорят, что ты мудрый воин, ты справишься с татарами, они испугаются и больше не придут. Я тебе помогать буду, ты и свой народ, и мой спасешь.

– Не врешь? – хмыкнул Коловрат. – Ладно, поглядим. Но только помни, что если предашь во второй раз, то тебя смерть лютая и позорная ждет.

Карат вдруг стал серьезным, поднялся с колен в полный рост и поглядел воеводе в глаза: