Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Талия отпрянула от нас и с изумлением глянула на северянина.
— Так я… — попыталась оправдаться она.
— В дом пошли, там ей все и выскажешь. Где все-таки мужики ваши?
Талия, ухватившись нервно за свою толстую русую косу, странно глянула на воина.
Выглядела она растеряно, а вот щеки ее подозрительно вспыхнули. Смутилась она, что-то тут было не ладно. Чтобы соседка моя да перед мужиком робела. Да, никогда не было такого.
— Так нету их. Один мой сынок на два дома, — негромко пробормотала она.
— А за сараем? Что нет никого? — хмыкнул Кьерн.
— За сараем, — Талия не поняла о чем он, — так могилы там, господин.
— Я северянин, женщина, — приставив калитку к шаткому забору, Кьерн решительно вошел во двор, — а к северянам обращаются не господин, а вий.
Понятно?
Мы кивнули. Чего уж тут непонятного.
Зайдя за сарай, Кьерн нахмурился. Мы неторопливо последовали за ним, при этом Талия странно придержала меня за руку. Обогнув строение, я замерла. Рядом с могилами родителей и брата непонятно откуда взялись еще три неглубокие пустые ямы, а у изголовья каждой пристроена плоская доска от забора с табличкой.
Подойдя ближе, я прочитала: «Томмали», «Эмбер», «Лестра».
— Это что? — выдохнула я, опешив.
— Я Эмбер с утра нашла, хотела узнать, готова ли ты идти, ну, знаешь… с Эгором.
А она тут сидит вся в слезах, последнее имя ножом дорезает.
Прикрыв глаза от ужаса, я не сдержала слез. Ко мне потянулась мужская рука и, обняв за плечи, прижала к сильному и теплому мужскому телу.
— Это что вообще такое? — уточнил северянин, легонько поглаживая меня по спине.
— Могилы для меня и сестер, — глухо призналась я.
— Ну, это вы поспешили, красавицы, — мужчина отстранил меня и заглянул в мои глаза, — вам еще жить и жить. А это безобразие мы потом закопаем. Сейчас в дом.
Будем болезных лечить. Веди, женщина, — скомандовал он, глядя на Талию.
Она замешкалась.
— Так не хозяйка я, мой дом следующий. — негромко призналась она.
— Я тебе потом скажу, где твой дом, а пока веди туда, где есть возможность траву запарить и в тепле обогреться. Не видишь, девочка вся промокла до нитки.
Выслушав указания мужчины, Талия, не возражая, понеслась отворять для нас дверь.
— Кто бы мог подумать, что тут так много сияющих, — услышала я тихое от Кьерна.
— У нас многие магией владеют, — так же шепотом ответила я. — Значит, мы все сияющие, по-вашему.
— Да, и это очень хорошо. — довольно произнес он.
— Почему? — не удержала я любопытство.
— Потому что жениться мы на вас будем. Уж я так точно буду — мужчина расплылся в счастливой улыбке. — Мы своих женщин за версту видим, достаточно одного взгляда, чтобы опознать ее, избранную свою.
— Прямо-таки и одного? — улыбнулась я в ответ, заходя с гостем в дом.
— Мне, чистокровному иному, и одного достаточно, ну, полукровкам, как варды наши, наверное, двух, или по запаху поймут.
— По какому запаху? — я остановилась в проходе и приподняла брови в недоумении.
— Древние, маги, предки ваши, в общем, так женщин выбирали. А на севере так до сих пор выбирают. Запах, он подсказывает: кто-то слышит его четче, кто-то слабее.
— Ужас, — я сморщилась в отвращении, вспоминая, как пахнут наши мужики после работы.
— Почему? — теперь удивился северянин.
— Ничего не может быть хуже запаха пота, — честно призналась я и в ответ услышала лишь смех.
— Глупая ты девочка, не этот запах, а магический шлейф. У нашего вардигана — это аромат зеленых яблок. Смеху было среди воинов, когда выяснилось, чем для своей единственной он благоухает.
— Магический, — повторила я в недоумении.
Я никогда не ощущала такого аромата от мужчин.
— Да, магический, — услышав, о чем мы говорим, к нам подошла Талия, — я слышала этот аромат от своего Мово, слабый был запах, но все же.
— И чем же он пах? — спросил Кьерн, пристально, как-то даже ревниво глянув на мою соседку.
— Ландышами, — призналась она, пожав плечами.
Я призадумалась да у нас была присказка «а я милого учую с полверсты», но вот что это в буквальном смысле никогда не знала. Мама ни о чем таком никогда не говорила, да и так не слышала ни от кого в деревне. Но Талия со своим Мово с детских лет под ручку, и говорили о них, что магией повенчаны.
— А что у вас только вот так по запаху да по взгляду любимого выбирают? — спросила я, проходя в единственную жилую комнату нашего дома. Все остальные помещения мы давно заперли, чтобы не протапливать в них. Отец после смерти мамы все намертво заколотил и велел не трогать.
С тех пор здесь в большой зале и спали, и кушать готовили.
— Ну почему, — мужчина пожал мощными плечами и бросил короткий взгляд на Талию, — запах или взгляд это только подсказки. Все мы дети этого мира. Все связаны ниточками незримыми. А нам, Иным, сложнее всего: холод в душах наших.
Вот боги и помогают нам быстрее найти половину своего сердца, чтобы не плутали дети Стужи по снегам в поисках душевного тепла.
— Это как так? — не удержала любопытства Талия, рядом с ней замерли две ее дочери двойняшки Ли и Тиа. Смышленые малышки тоже заинтересовались словами дяди. У них был именно тот возраст когда девочки начинают с открытым ртом слушать рассказы про влюбленных воинов и прекрасных княжеских дочерях. А тут такой большой интересный мужчина да такие речи ведет.
— Признаться, перейдя через Туман, мы были очень удивлены тем, насколько вы отличаетесь от нас, — продолжил свой рассказ северный воин. — Вы ведь потомки древних, что не ушли на север, но кровь настолько разбавлена, что зов ее потерян.
При этом ваши женщины магически в стократ сильнее наших. Слабаки мужчины.
Мы готовились к войне, а по факту воевать-то не с кем.
При слове «война» я поморщилась.
— Отвоевались уже, — пробурчала Талия, которой такие откровения тоже не шибко-то понравились, — нет их уже мужиков-то. Старики да подростки.
— Ну и замечательно, — Кьерн даже в ладошки хлопнул, да так громко, что я моргнула. — Пройдемся боевым парадом по вашим землям.
— Народ поработите, последних мужиков добьёте, — не удержавшись, добавила Талия.
Кьерн, хмыкнув, прошелся по комнате, отодвинул стул и уселся за обеденный стол.
Да так нагло он все это проделал, что диву только даваться. Он вообще вел себя странно, словно обживался уже. И все на Талию неприкрытые взгляды бросал, смущая ту до румянца на щеках.