жил здесь Ваади. А такие вот непростые решения каждый человек должен принимать сам! Чем здесь можно помочь? Свою голову ей не поставишь, чужую душу не поймешь…

Так они и замерли, обнявшись, на берегу. В спокойной воде отражались звезды и луны, где-то в лагере слышался стук и разговоры, а двое почти незнакомых людей все сидели и сидели, почти без движения, молча размышляя каждый о своем.

Наконец Лиз встряхнулась и поднялась с песка.

— Спасибо, Вадим. Наверное, ты хороший человек, но нужно идти. У тебя свои дела, у меня свои…

И ушла. Он еще немного посидел, потом, крякнув от натуги, встал и пошел к следующему своему подозреваемому.

* * *

Удивительно, но надвигающееся Противостояние его не пугало. Какое-то стихийное бедствие, по-видимому, ну так, по слухам, оно тут каждые полгода, так что вряд ли что-то серьезное — что-то вроде снежной зимы или весеннего половодья на Земле. Неприятно, но ничего особенного. Поэтому Вадим упорно обходил всех лентяев. Странный массаж, который делал ему Хи Лей, действительно помогал. Мышцы хоть и ныли, но терпимо, причем чем больше он ходил, тем меньше они болели.

Спал он урывками, только тогда, когда уже валился с ног. Как-то проспал ужин, но умереть с голоду здесь не давали никому, даже лентяи были гостеприимны и частенько угощали своего «следователя».

И вот, заснув где-то под утро, Вадим вдруг был разбужен — в его келью ворвался Игнат:

— Вставай, соня! Ты, идиот, не законопатил свою келью, выметайся отсюда, иначе кранты. В лучшем случае лечить потом придется. Обязательно завесь дверь всеми своими одеялами, чтобы от тебя не нанесло всякой дряни…

Ветеринар-лекарь не умолкал ни на секунду. Даже когда он убежал, убедившись, что пациент проснулся, — из коридорв то громче, то тише все слышался его голос.

Вадим, глотнув травяного чая, выскочил из кельи. Потом вспомнил про напутствие Игната, поставил кружку у стены и вернулся в спальню. Дверей в кельях не было — их заменяли где аккуратно, а где и неряшливо подвешенные шторы. Одеял у него было два, да еще плед. Самое толстое одеяло он приделал на крюки для штор, затем вышел и начал раздумывать, как же закрепить остальные? Наверное надо бы найти такие же крюки и вбить их в каменные стены?

В этот момент послышался звон железа о камень и ругань — по коридору катилась его кружка, которую случайно пнул проходивший мимо Вениамин Соров.

— Тебя тоже подняли, да? — буркнул он, стоя на одной ноге и потирая ушибленные пальцы другой.

— Ага. А ты почему босой?

— Люблю босиком ходить. Дома всегда так хожу…

— Чего застряли, мальчики? — обрушилась на них пробегающая мимо Этель. — Соров, срочно обуйся. И вообще наденьте на себя минимум три-четыре слоя одежды, защитные маски, шапки и все, что найдете. Срочно!

Сама она уже явно облачилась по собственному рецепту — тонкий свитер прикрывали две или три рубахи, на горло намотан в три слоя вязанный шарф, сверху наброшен длинный кожаный плащ. На ногах — высокие сапоги, явно на несколько размеров больше чем нужно, в которые заправлены широкие голенища рабочих стеганных брюк. Голова обмотана шалью, оставляя открытыми лишь стекла больших круглых очков.

— Мне нужно изолировать вход в свою келью… Игнат приказал…

— Кобринки тебе в пасть, парень! Ты что, не законопатил воздуховоды?

Она махнула рукой и умчалась в направлении главного зала. Через минуту оттуда прибежал Телиг с большой банкой и кистью.

— Твою келью запечатать, Вадим? — спросил он.

Окуная кисть в банку, он быстро покрыл весь периметр дверного проема какой-то густой жидкостью и приказал Вадиму с Соровым тщательно приклеить одеяло. Затем прошелся по краям уже прилипшего к стене заслона и уже без подсказки парни приделали поверх еще и плед, всю поверхность которого Телиг тщательно промазал той же жидкостью.

— Это хорошая изолирующая и клеящая смесь, готовится из местной смолы. Но тебе, парень, придется после Противостояния хорошо потрудиться, чтобы отстирать ее от одеял… Ладно, не стойте, бегите одеваться, иначе потом через большой зал уже не сможете пройти… Гардеробная там, справа ход… увидите… или спросите кого…

Так для Вадима и Вениамина началось первое в их жизни Противостояние.

* * *

Соров умудрился собрать самые разные данные о Противостоянии — от состава, температуры и влажности воздуха до содержания в нем мелких и мельчайших частиц, от перепадов атмосферного давления до интенсивности солнечного излучения. Они с Химиком засели в наскоро подготовленной лаборатории и так основательно углубились в работу, что еду им приходилось приносить туда — тратить время на походы до столовой (всего-то километр!) им казалось бессмысленным.

А вот Вадим даже через неделю не мог описать пережитое: ни в галактическом, ни в русском, ни в других известных ему языках не находилось подходящих слов. В голове сидело лишь воспоминание о бодром старичке, с которым они вместе с детьми разных возрастов и несколькими женщинами пережидали стихийное бедствие в «детской».

Старичок оказался разговорчивым и все рассказывал о том, что это его пятое Противостояние, что скоро он отправится домой, а сюда пришлет своего прототипа «в целях оздоровления». И три года сможет смотреть на голубое небо, по которому страшно соскучился под этим лиловым кошмаром и его колючими звездами. А на третий, последний день разгула флоры, он погиб — пошел в большой зал Пещер, поскользнулся на плесневой пленке и неудачно упал, сломав шею. Это, в отличие от предыдущих бедствий, была единственная жертва, чему в колонии все радовались, но Вадиму было очень жаль несчастного. Он и сам уже начал скучать по голубому небу, так что мечты старичка были ему близки и понятны.

Когда разгул природы закончился, Вадиму пришлось основательно заняться хозяйственными работами — очищением, а затем обработкой ядовитым паром своей кельи и палатки от налетевших туда мельчайших спор местных растений, стиркой и просушкой множества вещей. Дважды в сутки его привлекали поддерживать костры на кухне — этот его талант был признан всеми. Вадим заменял сразу двоих, а рабочие руки были нарасхват — колония спешно обустраивалась после хаоса, необходимо было пропарить дымилками кухни, палатки, цеха, туалеты, дорожки и так далее. Занесенные в лагерь семена и споры забивались в любые щели и могли начать прорастать в любой момент.

Пока руки были заняты, в голове Вадима стучала мысль, что происходящее ему категорически не нравится. Если такой кошмар происходит дважды в год, то люди с