по-прежнему не хватало. Предполагалось, что оболочка «Британник Челленджера» будет готова в феврале, но наступил март, а работу над ней еще не завершили. Несколько дней спустя я должен был отправиться на Шпицберген на вторую разведку и, если погода будет благосклонна, планировал вылететь в начале апреля, но шара у меня еще не было. В этом проекте насчитывалось столько отдельных элементов, что порой я гадал, не слишком ли сложна для меня вся эта логистика.

Незадолго до вылета на Шпицберген я заехал в штаб-квартиру «Британник Эшуранс» неподалеку от Бирмингема, чтобы «дать старт» экспедиции на глазах у сотрудников компании. На меня смотрело более тысячи человек, и впервые я осознал размах своего предприятия. Благодаря масштабу экспедиции и финансовой поддержке «Британник Эшуранс», за мной наблюдал весь мир, и тут я вдруг понял, что попал в центр внимания. И не в последний раз спросил себя, во что же я впутался.

К середине марта, через несколько дней после того, как первый свет озарил полугодовую зимнюю тьму Шпицбергена, мы с Клайвом Бейли снова приземлились в Лонгйире. Впервые за все наши визиты на Шпицберген мы увидели далекие и пустынные ландшафты. В порту стояли льдины, а над фьордом возвышались заснеженные горы. Тут и там, где пристани не были белыми от снега, на них чернела угольная пыль. Горное дело – единственный промысел на Шпицбергене и единственная причина, по которой небольшое количество людей живет на этом острове далеко за Северным полярным кругом, в самом северном крае Европы.

Я видел в Арктике и менее приветливые места, но нигде не было таких высоких гор, как вокруг Лонгйира. А ведь именно отсюда мы надеялись взлететь. Мы выбрали стартовую площадку посреди узкой долины, надеясь, что ее отвесные стены хотя бы отчасти защитят нас от приповерхностных ветров. Предполагалось, что легкий ветер подхватит «Британник Челленджер» после взлета и понесет вниз по долине. Двигаясь к фьорду, я должен был успеть набрать не менее 1800 м высоты, чтобы пролететь над горами по другую сторону залива. Учитывая, что у меня на борту были баллоны с сжиженными газами – пропаном и кислородом, – я вовсе не хотел упасть на склон горы. «Британник Челленджер» можно было назвать летающей бомбой, и при падении я мог надеяться лишь на чудо. При аварии самым вероятным исходом была бы гибель в колоссальном взрыве и облаке черного дыма. Увидев горы, я сначала подумал, что в жизни не смогу их пересечь, а когда мы снова навестили профессора Гьессинга, он подтвердил мои опасения.

– Вам понадобится помощь специалиста, который будет значительно лучше меня, – сказал он.

До первой возможной даты взлета оставалось меньше месяца, и впервые у меня появились сомнения. Может, я беру на себя слишком много? В прошлом я придерживался тактики постепенного усложнения экспедиций. Она появилась благодаря горькому опыту, после провала своей первой попытки покорить Северный полюс в 1983 году. Тогда, в возрасте двадцати шести лет, я узнал, что опыт ничем не заменишь.

Я пытался стать первым человеком, который доберется до Северного географического полюса – вершины мира – в одиночку и без поддержки, но плохо представлял себе суровые условия Арктики. Я отправился туда очертя голову и после этого понял, что секрет успеха в том, чтобы постепенно поднимать ставки с каждой следующей экспедицией. Через год я отправился на Северный магнитный полюс – в ту точку, куда указывают все компасы. Добраться до него было легче, и я стал первым, кто покорил его в одиночку и без поддержки. В 1992 году я дошел до Северного геомагнитного полюса[10] – воображаемой точки на карте, находящейся между Канадой и Гренландией, – возглавляя группу из пяти человек. Затем, в 1996 году, я пешком добрался до Южного географического полюса в Антарктиде, а через несколько месяцев под парусом дошел до Южного магнитного полюса. Лишь после того, как я обрел уверенность и опыт, побывав в этих экспедициях, я снова отправился на Северный географический полюс в 1997 году. И снова не сумел его покорить: на этот раз меня подвело оборудование. Усвоив множество ценных уроков, в марте 1998 года я пошел на Северный полюс в третий раз. И наконец добрался до вершины мира.

Я также медленно, но верно совершенствовал свои альпинистские навыки. Это было непросто, но обходных путей тут не существует. Я начал восхождения в Брекон-Биконс, затем отправился в Сноудонию и Шотландию и только потом – в Альпы. Лишь накопив немалый альпинистский опыт и научившись спать в палатке на высоте, я попробовал взойти на Эверест, а потом решил покорить высочайшие горы всех континентов.

Однако на этот раз я нырял в омут, очертя голову. Мой опыт полетов на воздушном шаре в Арктике ограничивался двумя короткими увеселительными прогулками в 1999 году: через Северо-Западный проход и возле Резольюта на севере Канады. Оба раза я поднимался в небо на шарах, наполненных горячим воздухом. Теперь я пытался долететь до Северного полюса – и мало того, что у меня был гелиевый шар, которым я ни разу не управлял, так еще и эксперты полагали, что достичь моей цели невозможно. Дон Кэмерон, один из самых опытных воздухоплавателей в мире, сказал мне, что понятия не имеет, как шар поведет себя в условиях экстремально низких температур и полярного дня. И это не прибавило мне уверенности в своих силах.

Моя вера в успешное путешествие на «Британник Челленджере» оказалась еще сильнее подорвана, когда мы с Клайвом провели на земле испытание горелки. Результат оказался плачевным. Похоже, одна из резиновых прокладок затвердела на морозе, и жидкий пропан стал брызгать во все стороны. О последствиях такой поломки в воздухе не хотелось даже думать.

Проведя на Шпицбергене еще пару дней, мы узнали, что оболочка готова и отправлена на север самолетом. Мы разминулись с ней, когда возвращались в Англию, откуда я вылетел в Брюссель на последнюю встречу с Люком Трюллемансом, который должен был рассказать мне о погоде. Он показал мне карты последних ветровых путей – ни один из них не был особенно многообещающим – и сравнил их с лучшими путями прошлых лет.

– Я по-прежнему считаю, что вы безумец, раз хотите взлетать со Шпицбергена, – сказал Люк. – Ветровой режим будет хуже, чем в любой другой возможной точке старта, а кроме того, в апреле и мае там весьма велика вероятность сильных приземных ветров.

Умудренный опытом бельгиец рассказал, что меня ждет, и подчеркнул, что у меня почти нет права на ошибку.

– Люк, моя судьба в ваших руках. Если вы найдете мне хороший путь