«Обратно не вернуться».

– Где ты, сволочь?! – он сорвался. – Выходи, я убью тебя!

Девушка просто наблюдала за вскочившим на ноги напарником, понимая, что он сам должен остановиться. Алик махал руками, что-то кричал в пустоту, и постепенно ярость переродилась в отчаяние. Он как-то резко остановился, закрыл лицо ладонями и медленно опустился на колени. Когда те коснулись пола, раздался характерный звук: скрежет металла о бетон.

Алина посветила вниз. Стало ясно, что пол усыпан стреляными гильзами.

Ошарашенный десантник замер, затем, побледневший, потянулся и поднял одну. Обнюхал, на мгновение прикрыв глаза.

– Стреляли давно, – хриплым голосом заключил он, – семь, шестьдесят два. Винтовочные.

Мужчина пошарил по полу, и в его руках очутились еще две гильзы. Алик поднес их к лицу и неожиданно выронил обратно в темноту.

– Не понял, – рассеянно протянул он, – а эти…

Дрожащее пятно света упало на стену. На бетонных плитах, из которых она была сложена, показались следы от пуль и свисающие перебитые провода. Некоторые участки стен и пола…

«Оплавлены пламенем?!»

Куски полуобвалившегося перекрытия валялись где попало. Бетонная крошка и пыль. Из плиты, причудливо выгнутой внутрь тоннеля, торчали обрезки арматуры – как шипы, грозящие смертельным ранением неосторожному человеку. Сорванный электрощиток с развороченным нутром лежал, вдавленный в угол. Повсюду громоздился грязный, бесформенный хлам, который не удавалось опознать. Кроме того, это место поражало еще и необычной сухостью. Ведь в подземельях должно быть сыро… Но тоннель оказался не просто разворочен чудовищной силой и выпотрошен, а иссушен. Полностью и без остатка. Точно саму жизнь что-то вытянуло до последней капли. Парадоксальное, противоестественное ощущение…

Алик отшатнулся от того, что удалось разглядеть, и нечаянно наступил на бесформенную груду обломков. В последний момент успел на что-то опереться и только поэтому не упал.

«Стена», – мелькнуло в голове. Спина вмиг взмокла, но он сумел сдержаться и не закричать.

Хотя Алик остался на ногах, побороть страх полностью не удалось. Теперь даже он опасался посмотреть под ноги. Казалось, под ними ничего нет, и тело висит в темноте. Или падает куда-то… Он понимал, что боязнь провалиться сквозь покрытый мраком пол – это дикость. Однако взять себя в руки не удавалось, разум рисовал слишком страшную картину, парализующую волю. Подавить эмоции помог только взгляд на Алину, которая неплохо держалась. Затем трясущийся луч света коснулся чего-то у его ног.

Алик согнулся и извлек из темноты грязный спаренный шланг с двумя металлическими цилиндрами.

– Там что-то написано, – прищурилась девушка, – фламен… фламен… верфер, сорок четыре.

– Огнемет?! – мужчина не поверил собственным глазам и ушам.

Они завороженно смотрели на тянущийся шланг, и в один момент на нем показалась… истлевшая человеческая кисть!

Алина вскрикнула, а оператор кое-как удержался от того, чтобы отбросить шокирующую находку обратно, в темноту.

На пальце истлевшей руки сверкнуло серебряное эсэсовское кольцо – «Мертвая голова». Алик все-таки не стерпел и выронил огнемет. До сих пор он не представлял, насколько мерзким может быть столкновение с прошлым, со смертью, которую не следует тревожить.

Они смотрели друг на друга, ничего не говоря. Ошеломленная Алина смогла произнести только одно:

– Господи, неужели это правда?

Алина потянулась к ручке на двери больничной палаты. Со спины совершенно бесшумно подкрался санитар в белом халате и шапочке, странный мужчина – будто совсем без возраста.

Девушка вздрогнула и обернулась.

«Еще надо посмотреть, кто здесь больной!» – она обожгла взглядом сотрудника психиатрической клиники и поджала губы.

Удовлетворившись выражением, застывшим на ее лице, санитар перешел к делу:

– Он давно не агрессивен. Прокапали хорошо, можно спрашивать о чем угодно.

– Если он что-то расскажет, я сообщу вам, – Алина взяла себя в руки и решила вернуться в привычный образ мягкой и доброжелательной девушки, всегда дававший результат. – Обещаю.

– Не нужно, – усмехнулся санитар, без труда заметив притворство, – я не следователь. Лучше держите.

В руку Алины уткнулось маленькое устройство с кнопкой, похожее на электронный ключ автомобиля. Девушка с недоверием посмотрела на него.

– Тревожная кнопка, – поспешил пояснить мужской голос. – Мы будем недалеко, ближе, чем вам покажется… В случае чего, – кривая ухмылка застыла на почти белых губах, – советую сразу не говорить о деле. Начните с…

– Конечно. Я знаю, – дежурная улыбка осветила ее лицо.

В ладони санитара хрустнули несколько бумажек – взятка. Он кивнул и открыл дверь. Алина прошла внутрь, мысленно прокручивая план разговора. Дверь за ней неожиданно громко захлопнулась. Девушка вздрогнула и за какие-то доли секунды успела подумать: «Да тут все сдвинутые! Доктора в первую очередь! Что ты здесь делаешь?! Беги отсюда!»

Обычная палата для душевнобольных. Скромная обстановка и минимум деталей. Повсюду скучные серые тона. Странный химический запах, вездесущий, пропитывающий стены и воздух, людей вокруг и самого тебя. Может, так несет от безумия?.. Или это воняет лекарство от него?

У окна, спиной ко входу, скрестив руки на груди, стоял профессор Готт. Высокий худощавый мужчина лет сорока, смотрящий в полуденное летнее небо.

Он резко обернулся, и Алину передернуло от увиденного. По спине пробежали мурашки.

Да, она узнала его. Но в то же время…

«Старческое лицо, изрезанное морщинами. Лет семьдесят. Если не больше».

Пронзительные, но без явных признаков сумасшествия, немигающие глаза уставились бы на девушку, если б не затемненные очки. Они создавали защитный экран, позволявший больным и здоровым забывать о «странностях» друг друга.

– Ты?! Откуда?! – произнес он с небольшим немецким акцентом и расцепил руки.

Она смогла ответить лишь через неимоверно растянувшееся мгновение:

– Профессор… я…

Алина замолчала, пытаясь собраться, недавняя уверенность вмиг исчезла.

– Опять заморозка мозгов? – съязвил он. – Забыла? Я давно не в «команде».

«Вашей команде».

Алина вспомнила этот тон. Профессор умел говорить так, что собеседника брала оторопь.

Вот он снял очки и небрежно бросил их на аккуратно застеленную койку.

Два твердых и острых алмазных шипа, синего и черного оттенков, больно укололи девушку.

– Я… по другому во… то есть я не работаю там, – она силилась вспомнить вариант «б». – Журналистика. Вернулась к журналистике. Помню, как на ваших семинарах…