Добрый Беньямин утащил Алису прежде, чем кому-нибудь причинили вред, но это значило, что Лейли с Оливером остались наедине – и достаточно надолго, чтобы почувствовать неловкость.

Они уселись на одну из длинных скамей, которыми была уставлена станция, и Лейли наконец смогла освободиться от груза своих костей. Стоило девочке положить тяжелый футляр на свободное место рядом, как по зданию прокатилось гулкое клацанье разобранного скелета.

– Гм, – сказал Оливер, откашлявшись. – А что у тебя в сумке?

Лейли в эту секунду смотрела в другую сторону, а потому, оборачиваясь, устроила целое представление. Девочка медленно откинула капюшон и вонзила в Оливера взгляд такой острый, тяжелый и пронизывающий, что он мигом подскочил, запнулся о собственные ноги, шлепнулся на пол и снова поспешил подняться. После чего позорно сбежал, бормоча бесконечные извинения и что-то о том, что ему нужно срочно переговорить с Алисой.

Лейли прикрыла лицо ладонью и улыбнулась. Оливер начинал ей нравиться.

* * *

Станция была совершенно пуста – если не считать их маленькой компании и единственной дамы за кассовым окошком. Ее звали Сана Сулейман, и она работала здесь билетером, сколько помнила Лейли. Но Сана не жила постоянно на полуострове и, что более важно, ненавидела свою работу. Лейли она считала пугающей, а Беньямина – ужасающим. Увы, хотя она минимум семнадцать раз просила о переводе на другую станцию, все ее запросы были встречены гробовым молчанием.

(Да, к сведению: билеты на поезд ничего не стоили. Транспорт в Чаролесе считался общественной услугой, а потому спонсировался городом; билеты были нужны только для порядка.)

Лейли подошла к кассе как раз в тот момент, когда Сана жевала большую прядь своих волос. При приближении девочки она их торопливо выплюнула, изобразила внимание и начала заученную речь, даже не глядя на клиента.

– Здравствуйте! Меня зовут Сана, и сегодня я буду вашим кассиром. Полуостровное отделение Чаролесской железной дороги работает, чтобы претворить в жизнь ваши мечты о путешествиях. Есть ли у вас какие-нибудь мечты, которые мы могли бы претворить в жизнь сегодня?

Лейли, которая не только знала Сану всю свою жизнь, но и, что более существенно, знала, что до прибытия их поезда остается десять минут (в это время дня он ходил каждые два часа), была особенно лаконична.

– Четыре билета в город, пожалуйста, – вот и все, что она сказала.

Но четыре билета были на три больше обычного, и такую аномалию Сана никак не могла проигнорировать. Она вскинула голову, чтобы впервые за два года посмотреть Лейли в глаза, и застыла, не моргая, на добрых пять секунд.

Лейли постучала по окошку пальцем в перчатке.

– Четыре билета, Сана.

Кассирша подпрыгнула, приходя в себя, и несколько раз отрывисто кивнула, прежде чем скрыться из виду. Затем она снова возникла с четырьмя шелковистыми зелеными билетами (которые просунула в щель в окошке) и странным, неуютно искренним голосом спросила:

– Я могу вам еще чем-то помочь?

Лейли сощурилась, сгребла билеты и быстро зашагала прочь.

* * *

Алиса, Оливер и Беньямин столпились вокруг тачки с шафраном. Алиса рассеянно тыкала пальцем фиолетовые цветы, пока Оливер что-то тихо, торопливо и взволнованно рассказывал. Беньямин, слушая его, хмурился все сильнее – и уже почти совсем собрался ответить, когда его прервало появление Лейли. Завидев девочку, он натянул на лицо радостную улыбку и очевидно переменил тему.

– Тогда решено, – сказал он громко. – Первым делом устроим вам банный день, а потом раздобудем приличную зимнюю одежду. – И он улыбнулся Лейли. – Что скажешь? Приоденем эту парочку? Им как минимум нужны хорошие ботинки.

Но вместо Лейли ответила Алиса. Она указала на босые ноги Беньямина и мрачно произнесла:

– Попомни мои слова: если кто и обзаведется сегодня новыми ботинками, так это ты.

Мальчик покраснел до корней волос. Он был одновременно тронут и задет – а еще не имел ни малейшего понятия, что ответить. Поэтому он просто начал бросать косые взгляды на Алису – увы, в чересчур большом количестве.

Секунда тянулась за секундой, а дурацкие, неловкие, смущенные взгляды все множились, неотвратимо доводя Алису до белого каления. Видите ли, она искренне оскорбилась.

Всю свою жизнь она имела дело с людьми, которые исподтишка на нее пялились. Она знала, что отличается от окружающих, что ее совершенная белизна часто вызывает страх, а тот ведет за собой жестокость. После многих лет борьбы за принятие этой инаковости Алиса поклялась, что больше никто не заставит ее стыдиться своей сути и внешности. Никогда. Она была слишком горда, чтобы терпеть невежественных и злобных людей.

Вспомнив об этом теперь, она яростно сверкнула глазами на Беньямина и отвернулась. До сих пор Алиса считала его весьма приятным юношей; у него было вызывающее доверие лицо и обходительные манеры, и девочке с ним было довольно легко. Но теперь она раскаивалась, что так переоценила его достоинства.

Оливер, который все еще был погружен в мысли после их краткой, но жаркой дискуссии, на секунду поднял взгляд – и этого хватило, чтобы заметить охватившее компанию напряжение. Как вы наверняка уже поняли, он был весьма проницательным молодым человеком, а потому, не теряя времени, заглянул Беньямину в глаза. Открывшаяся ему причина всеобщей неловкости привела Оливера в изумление.

Он сроду не думал, что кто-то может испытывать к Алисе романтический интерес. И хотя временами и воображал подобные отношения, Алиса в роли сердечной подруги представлялась ему чем-то таким же логичным, как плавание в свитере.

(Его беда. Лично я нахожу Алису очаровательной.)

Как бы там ни было, все резко замолчали, и Лейли не могла понять почему. Она едва приблизилась к своим спутникам, а те уже как воды в рот набрали. Алиса хмуро разглядывала ботинки, скрестив руки на груди; Беньямин выглядел странно напуганным, а Оливер, которому хватило тридцати секунд, чтобы разобраться с этой парочкой, снова погрузился в обдумывание тяжкой правды, обнаруженной им десять минут назад.

На Лейли никто даже не посмотрел.

Не придумав ничего лучше, она протянула ребятам билеты – в надежде, что это поможет беседе возобновиться. Но недавняя непринужденная атмосфера испарилась бесследно. В другой ситуации Лейли не придала бы этому значения (светские беседы никогда не были ее коньком), но что-то привело остальных в тихий ужас, и девочка задумалась, не может ли проблема быть в ней. Не может ли быть такое, что им неудобно говорить в ее присутствии? Эта мысль вызвала у Лейли неожиданную бурю чувств.

И среди них точно была злость.

– Я вам не мать, – сказала она колко ни с того ни с сего. – Можете и дальше говорить, о чем вы там говорили, и не бояться, что я не одобрю.

В следующую секунду до них донесся громкий радостный гудок, который, к счастью, избавил Алису, Оливера и Беньямина от необходимости отвечать. По всей станции зазвонили колокола, здание мелко задрожало от приближения поезда, и сердца всех четверых наполнились трепетом. Этот сигнал предназначался им. Беньямин схватился за рукоять своей тележки, Лейли забросила на спину футляр с костями, Оливер взял Алису за руку, и они дружно шагнули из дверей на холод – навстречу вечеру, которому предстояло изменить всё.