Оливера не просто огорчило открытие, что Лейли собирается умереть; оно его потрясло и ужаснуло до глубины души.

Разумеется, он не мог этого допустить.

* * *

Дорогой друг! Прости меня. Я то и дело упускаю из виду, что ты, вероятно, не читал (или читал, но забыл) «Алису в Итакдалии», и упоминаю как сами собой разумеющиеся вещи, которых ты можешь и не знать. Позволь объяснить, как Оливер проник в тайну Лейли. Видишь ли, он обладал очень необычной магической способностью.

Как я уже говорила, в основном он был известен своим даром убеждения. Но его талант был многослоен. Исследуя закоулки чужих умов, он обнаружил, что также способен постигать одну наиболее сокровенную тайну человека, один его самый драгоценный секрет.

Когда Оливер впервые встретил Лейли, ее главный секрет невозможно было вычленить. Девочка казалась нашпигованной тайнами, а ее страхи и желания были окутаны таким туманом, что у Оливера никак не получалось проникнуть в лабиринты ее разума. И хотя он рассмотрел проблеск чего-то очень пугающего, когда она внезапно упала во дворе, ему потребовался еще один долгий пристальный взгляд на станции, чтобы окончательно во всем разобраться. К тому времени в Лейли что-то изменилось, потому что один ее секрет – один страх – возобладал над остальными, и Оливер был так поражен своим открытием, что немедленно побежал к Алисе с новостями.

Разумеется, они поделились этой информацией с Беньямином – поскольку не видели ни одной причины утаивать от него столь ужасные новости, – и Беньямин, который подозревал беду с того самого момента, как увидел серебряные глаза Лейли, не преминул ответить собственными теориями. Именно это они так горячо обсуждали, когда мордешор вернулась с билетами: они разрабатывали план по ее спасению.

* * *

Тем временем Лейли смотрела на снежную круговерть за окном и отчаянно цеплялась за злость, которая обычно защищала ее от трудных и все же необходимых бесед. Но злости не было. Когда-то девочка находила укрытие и за гипсовой маской безразличия, однако сейчас ее переполняла такая буря чувств, что на привычную броню не оставалось сил. Горькая беспомощность сломила ее дух, и последняя решимость растаяла, как лед на солнце.

В глубине души она была благодарна.

По правде говоря, часть Лейли испытывала облегчение, что ее разоблачили – что все-таки вынудили рассказать о своих страданиях. Она не хотела умирать в одиночестве, и теперь, вероятно, ей и не придется.

Поэтому она наконец повернулась к Оливеру.

Лейли собиралась говорить со всей возможной твердостью, ничем не выдавая слабости; но при взгляде на Оливера она так откровенно дрожала – даже тряслась, – что эти намерения пошли прахом. Девочка не ожидала, что в его бережных, внимательных жестах будет столько искренности, – и, несмотря на попытки не поддаваться чувствам, никак не могла успокоить колотящееся сердце. Она хотела произнести слово, но оно рассыпалось пеплом у нее на губах. Попробовала другое – и ее задушила немота. Третья попытка – и горло вновь не исторгло ни звука.

Оливер дернулся, собираясь что-то сказать, но Лейли только покачала головой, зная, что должна справиться сама.

В итоге по ее щекам заструились слезы.

– Я умру к концу недели, – ответила она и попыталась улыбнуться. – Но как, черт возьми, ты узнал?

* * *

Поезду потребовалось ровно девяносто ми-нут, чтобы доползти от промозглого особняка Лейли до центра города. За это время в двух стеклянных вагончиках состоялись два различных важных разговора, в которых приняли участие четыре человека, несколько сотен насекомых и один разболтанный скелет. Содержание одной из этих бесед вы уже отчасти знаете. Что же касается второй, могу сообщить вам следующее.

Алиса, которая всегда умела постоять за себя, извлекла всю возможную пользу из поездки наедине с Беньямином и в подробностях изложила, как ее раздражают навязчивые взгляды. Она совершенно ясно обозначила, что ненавидит, когда на нее пялятся, и если у Беньямина с ней какие-то проблемы, то пусть он выкладывает их здесь и сейчас – потому что лично она не напрашивалась в его компанию и не будет извиняться за то, как выглядит. После этого девочка скрестила руки на груди и отвернулась, уверенная, что больше не подарит ему ни улыбки.

Беньямин, как вы можете вообразить, был совершенно сбит с толку предположением, будто он может чувствовать к Алисе что-либо, помимо бескрайнего восхищения. Поэтому он потратил не меньше времени, проясняя возникшее недопонимание, – и, по правде говоря, так углубился в контраргументы, что Алиса под конец стала малиновой и испугалась, не останется ли такого цвета навсегда. Смущенная, возмущенная, удивленная и обрадованная, – она даже не думала, что может испытывать столько эмоций одновременно.

Словом, беседа получилась весьма занимательной.

Не хочу утомлять вас деталями (будет ужасной растратой времени перечислять, сколько раз каждый разговор прерывался ахами и красноречивыми взглядами), поэтому просто заверю, что эти девяносто минут были потрачены мудро, осмотрительно и сострадательно. Так что, когда все четверо высадились на конечной станции, сердца их переполняла дивная легкость, которая совершенно не готовила наших героев к предстоящей катастрофе.

Конечно, было бы милосерднее не портить такой момент мрачными пророчествами, но я просто обязана предупредить тебя, читатель. Следующие главы этой истории будут сущим кошмаром, и я пойму, если тебе захочется отвернуться. Если же ты все-таки решишь двигаться дальше, я, будучи с тобой абсолютно честной, скажу по меньшей мере одно:

Алису, Оливера, Лейли и Беньямина ждало кровавое безумие.

Встретившись с Алисой и Беньямином на платформе, Лейли залилась краской. Теперь она знала, что все в курсе ее скорой смерти, и понятия не имела, как обсуждать эту тему.

К счастью, ей и не пришлось.

Видите ли, никто, кроме самой Лейли, в действительности не верил в ее смерть. По правде говоря, узнав о недуге мордешора, Алиса испытала облегчение. Она не могла быть абсолютно уверена – для этого ей нужно было попробовать, – но, кажется, девочка начала догадываться, зачем Старейшины послали ее в Чаролес.

До сих пор я лишь мельком касалась ее магического таланта. Пожалуй, настало время рассказать о нем подробнее.

Алиса Алексис Квинсмедоу, дорогой читатель, обладала редчайшей и почти невероятной способностью управлять цветом. Родившись абсолютно белой – что нередко вводило окружающих в заблуждение по поводу ее яркой натуры, – она могла перекрасить само небо. Однако даже при таких удивительных дарованиях она никогда не пробовала вкрасить жизнь в человека. Теперь же, узнав о происхождении серебряных глаз Лейли, ей просто не оставалось другого выбора, кроме как попытаться.

Алиса думала об этом с тревогой.

Она никогда прежде не использовала цвет для исцеления. Ей и в голову бы не пришло применять свой талант в настолько серьезных целях, но сейчас она все отчетливее понимала, почему Старейшины определили ее к этой суровой работе. Они лучше девочки представляли, на что способна ее магия, и верили, что у нее достанет сил воскресить человека, который почти утратил себя самого. Для обитателей многих волшебных земель – Ференвуда, Итакдалии и в том числе Чаролеса – потеря цвета означала потерю магии, а потеря магии означала потерю жизни.