История Синявинской операции такова: Верховное Главнокомандование предложило войскам Волховского и Ленинградского фронтов провести наступательную операцию с целью снятия блокады Ленинграда. Местом проведения этой операции был избран Шлиссельбургско-Синявинский выступ. Войска двух фронтов разделяли здесь всего лишь 12–15 км пространства, занятых противником. Центром вражеской обороны являлись Синявинские высоты.

27 августа 1942 года 8-я армия Волховского фронта, прорвав оборону противника, нанесла удар в направлении этих высот и подошла к населенному пункту Синявино. Здесь наступление армии застопорилось. Причина заключалась в том, что штаб и командование 8-й армии (командарм — генерал Ф. Н. Стариков) спланировали лишь артподготовку атаки, в то время как артобеспечение боя в глубине обороны противника спланировано не было совершенно.

В результате такой, я бы сказал, непредусмотрительности и неграмотности наша атакующая пехота несла очень большие потери и быстро утрачивала боеспособность. Было решено ввести в сражение второй эшелон армии (4-й гвардейский стрелковый корпус под командованием генерала H. A. Гагена) только тогда, когда наступление войск 8-й армии было остановлено, а не в ходе сражения. Эта вторая непростительная ошибка с несвоевременным вводом в сражение 2-го эшелона армии, предназначенного для развития успеха 1-го эшелона после прорыва обороны противника, отрицательно сказалась на всей операции.

На пятые сутки после начала наступления первого эшелона командир корпуса поставил нам, командирам соединений, боевые задачи. Наша 140-я отдельная стрелковая бригада по задаче командира корпуса должна была наступать во 2-м эшелоне корпуса. Получив задачу, бригада выступила для занятия исходного положения. На марше на части бригады налетели 11 пикирующих самолетов противника. В результате налета мы потеряли до 20 человек и столько же лошадей. Сравнительно небольшие потери объяснялись тем, что с целью маскировки от авиации противника части бригады двигались рассредоточенно, по нескольким маршрутам. Нам удалось ружьями (ПТР) и станковыми пулеметами сбить один самолет.

На следующий день наши части подошли к реке Черной и здесь получили боевой приказ: наступать на левом фланге корпуса в направлении отм. 38.3.

Берега реки Черной очень заболочены. Сплошная трясина буквально засасывала человека с головой. Наконец, ночью, с огромными трудностями, мы преодолели болото, а с утра попали под бомбежку, которая длилась с небольшими перерывами весь день, с рассвета до сумерек. На этот раз от ударов авиации потери в частях были значительными.

С утра 2 сентября мы продолжали продвигаться, тесня пехоту противника, и достигли проселочной дороги совхоза Торфяник-Келково. Немецкие самолеты не давали ни минуты покоя и бомбили нас все светлое время суток.

На следующий день я ввел в бой второй эшелон бригады — 3-й отдельный стрелковый батальон — для более решительного нажима на противника. Вражеские самолеты продолжали непрерывно бомбить и обстреливать наши части. Вскоре, видимо, подошли свежие силы противника, и огонь его артиллерии, особенно минометов, значительно усилился. С Синявинских высот прекрасно наблюдались наши боевые порядки, и противник имел возможность вести прицельный артиллерийско-минометный огонь, который выводил из строя бойцов и сковывал наши действия. Невозможно было не только продвигаться, но и головы поднять. Над нами с ревом носились осколки снарядов и бомб. Кругом стоял кромешный ад.

Кровопролитные бои в Любанской операции теперь казались не столь тяжелыми: тогда у нас был численный перевес и мы диктовали противнику свою волю. Теперь же он превосходил нас по численности в живой силе и артиллерии, а его авиация полностью господствовала в воздухе. Наша артиллерия, как корпусная, так и армейская, почему-то молчала. Частей корпуса не было ни справа, ни слева бригады. Где они дрались, нельзя было понять. Время от времени в воздухе появлялись наши самолеты, но тут же истребители «мессершмитты» завязывали воздушный бой, который часто заканчивался не в нашу пользу.

С большими трудностями, под грохот разрывов, удалось наконец связаться по рации с командиром корпуса генералом H. A. Гагеном. Нам нужно было ориентироваться в обстановке в полосе корпуса, требовалось знать, где дерутся соединения корпуса, что делает артиллерия корпуса и армии и почему она не ведет огонь на подавление минометов и артиллерии противника, каким образом можно связаться с нашей артиллерией, чтобы поставить ей задачу на уничтожение хотя бы вражеской пехоты.

Из разговора с командиром корпуса я узнал, что и на соседних участках фронта противник активизируется и обстановка осложняется. Из-за грохота боя и разрывов авиабомб и снарядов я больше ничего толком не мог разобрать. По отрывочным ответам генерала Гагена мне стало ясно, что и ему нелегко и что надо решать вопросы боя самостоятельно, надеясь только на свои силы. Это единственное, что я понял из нашего разговора с командиром корпуса. Ничего утешительного и никакой нужной информации я не получил.

К 4 сентября, несмотря на ожесточенное сопротивление противника, части бригады немного продвинулись вперед. Высланные на фланги разведчики возвратились, не встретив никого из частей корпуса. По задаче, поставленной нам, мы должны были продвигаться к Неве для соединения с частями Ленинградского фронта.

Наше положение было исключительно тяжелым. Имея приказ наступать, о переходе к обороне на достигнутом рубеже нельзя было и думать. Гитлеровцы кружили вокруг нас, как волки, вводя в бой новые, свежие силы.

Мы не знали, в каком положении находятся войска Ленинградского фронта. Нам нужно было выполнять полученную задачу — наступать, несмотря на яростное сопротивление противника. Наши батальоны геройски дрались, но с каждым шагом таяли, как весенний снег. Особенно досаждала нам авиация противника, которая с ревом сирен пикировала, бомбила и обстреливала из крупнокалиберных пулеметов. Стараясь остановить нас во что бы то ни стало, самолеты постоянно кружили над нами. Зенитных средств у нас не было, мы были беспомощны перед ними.

По одному из достигнутых нами рубежей противник дал сильный заградительный огонь и вынудил части бригады залечь. Вскоре с фронта и на флангах наших батальонов показалась густая масса пехоты. Немцы начали атаковать. В результате длительного неравного боя с превосходящими в несколько раз силами противника наши поредевшие батальоны были окружены. Около суток продолжался бой. Отдельным группам бойцов удалось выйти из окружения. Мы несколько раз всеми имеющимися у нас силами шли на выручку окруженным, но ничего сделать не могли.

В этих боях мы потеряли многих командиров и солдат. Был тяжело ранен начальник политотдела бригады товарищ Трефилов, начальник разведки бригады ст. лейтенант Чернов. Прямым попаданием 250-кг бомбы в цель были разорваны в клочья четыре бойца из отдела «Смерш» вместе с начальником отдела майором Кот.

Всю ночь и утро 7 сентября противник особенно усиленно вел обстрел снарядами и бомбил мой командно-наблюдательный пункт. Были ранены мой ординарец Н. Чепцов, сержант комендантского взвода Гумарев и фельдшер управления бригады Шанина. Противник, видимо, точно засек наш командно-наблюдательный пункт.