— Спасибо, — отвечал Клинт, прежде чем Шерри начала объяснять, что не она мать Кэтрин. Они сделали заказ, и официантка скрылась на кухне.

— Полагаю, мы производим впечатление почтенного семейства, которое наслаждается завтраком, — заметил Клинт. — Смешно, как люди готовы поверить в то, что им кажется.

Почтенное семейство, семейный союз, семья. Это иллюзия, пришлось Шерри снова напомнить себе и приняться за еду. Они по очереди кормили Кэтрин со своих тарелок, радуясь, когда она принимала подношение, и смеясь, когда малышка выплевывала то, что ей не нравилось.

Все могло быть именно так и у нее, с горечью думала Шерри. Должно было быть так. Им с Клинтом следовало пожениться, родить собственного ребенка. Она мечтала об этом, стремилась всей душой. И именно это счастье жестокая судьба украла у нее.

Шерри в очередной раз справилась со своими мрачными мыслями. Она сделала сознательный выбор. Пути назад для них нет. Впереди тоже беспросветно. У нее никогда не будет собственных детей, а увидев Клинта с Кэтрин, она теперь никогда не сможет попросить его принести себя в жертву, не сможет лишить его радости отцовства. Нет, они с Клинтом не закончат жизнь вместе.

И все-таки у нее появилась надежда. Где-то в подсознании робко еще зарождалась идея, неясный намек на нее.

Они закончили завтрак, но еще посидели за кофе, словно не испытывали особой нужды продолжать путь, прекрасно понимая, что поездка, скорее всего, закончится возвратом Кэтрин ее родной матери.

Их разговор шел о междоусобной войне Уолта и Бетти из-за пса Ровера — Пожирателя Цветов, затем переключился на беднягу Энди — он внезапно и безнадежно влюбился в Рамону Бейкер, молодую женщину, которая недавно приобрела в городе цветочный магазин.

И снова между ними воцарилась тишина, которую нарушила Шерри, высказав вслух мысль, пришедшую ей на ум:

— Когда дело с Кэтрин решится, думаю разузнать все об усыновлении. Насколько я понимаю, одиноким людям это тоже разрешается.

Клинт нахмурился и сделал знак официантке принести счет.

— Знаешь, я никогда особенно не верил в усыновление, — сказал он. — По-моему, лучше остаться бездетным, чем взять чужого ребенка. Но ты, конечно, вольна поступать так, как лучше будет для тебя.

И он ушел в себя, замкнулся. Как это случилось несколько лет назад, когда они обсуждали возможности усыновления.

Разговор произошел до того, как Шерри узнала, что бесплодна. Она заявила Клинту, что хотела бы иметь двоих собственных и двоих приемных детей, и тогда Клинт тоже сказал, что, мол, никогда серьезно не думал об усыновлении.

Клинт пошел к кассе оплатить счет, а Шерри принялась вытирать Кэтрин лицо и руки влажной салфеткой. Закончив, она отыскала глазами Клинта и в этот миг поняла, почему снова заговорила об усыновлении: это была последняя попытка выяснить, возможно ли для них совместное будущее. Шерри взяла малышку на руки — и что-то похожее на давнее чувство запульсировало у нее в груди.

Она любит Клинта. Осознание этого вдруг так ясно озарило все. Боже! Ну конечно. Она никогда не переставала любить этого мужчину. Несмотря на все ее попытки выгнать любовь из своего сердца.

Прижимая Кэтрин к себе, Шерри поняла, что ей приятна эта странная, но живая пульсация. Значит, спустя столько времени она и ее душа живы, невзирая на неколебимую уверенность, что им с Клинтом не суждено быть вместе.

Подъезжая все ближе к Канзас-Сити, Клинт совсем разнервничался, в желудке стоял ком, и он пожалел, что позволил себе такой обильный завтрак.

Шерри молчала с тех пор, как они выехали со стоянки, словно что-то серьезное занимало все ее мысли.

Цветочный аромат ее духов заполнял машину, и голова Клинта уже шла кругом. Он думал об искорках в ее глазах, когда она очень живо о чем-то говорила и смеялась там, в кафе, когда смотрела на Кэтрин.

Жаль, что она не сможет рожать собственных детей. Из нее вышла бы замечательная мать. У нее есть дар приносить людям радость и бездонные запасы любви, которыми она могла поделиться с кем угодно. Но не с ним, напомнил себе Клинт.

Сейчас заявление Шерри о том, что она собирается усыновить ребенка, резануло по его самолюбию, лишний раз доказывая, какие они разные, когда дело касается детей и семьи. Она же прекрасно знает о его отношении к усыновлению. Именно оно стало причиной самого горячего спора, когда-либо случавшегося между ними. Шерри знает об этом, стало быть, говоря ему снова о решении усыновить ребенка в одиночку, она, видимо, подчеркивает, что у нее и мысли нет делать Клинта частью своей жизни.

Она действительно любит его как друга, и все. Клинт нахмурился и крепче сжал руль. Неужели и в поцелуе друга бывает столько жара?

Клинт украдкой бросил на Шерри взгляд. Свет позднего утра играл бликами на ее волосах. У Клинта даже кончики пальцев зачесались, когда он вспомнил, какие эти волосы шелковистые, как манят погрузиться в них.

В джинсах и полосатом красно-белом пуловере Шерри должна была смотреться веселой и беззаботной, но ничего подобного не наблюдалось. Черты ее лица были напряжены, а когда он встретился с ней взглядом, то увидел в ее глазах уныние и грусть.

— Ты в порядке? — поинтересовался он.

Шерри кивнула.

— Думаю, я переела. — Она улыбнулась, но улыбка получилась грустная, безжизненная. Шерри снова смотрела в окно. — Кажется, даже немного побаливает живот.

— Живот? Или сердце?

Шерри метнула на него быстрый взгляд.

— Сердце? С чего это ты взял, что у меня болит сердце? Вопрос прозвучал резко, агрессивно, словно Шерри защищалась от его внимания.

Клинт пожал плечами и включил поворот.

— Я же вижу: прошло всего несколько дней, а Кэтрин сумела совершенно завладеть твоей душой. Уверен, тебе очень больно сознавать, что сейчас, возможно, мы везем ее к матери и, значит, вскоре расстанемся с нею.

Шерри повернула голову, чтобы посмотреть на очень довольную жизнью малышку, пускающую пузыри на заднем сиденье. Глубоко вздохнув, думая о чем-то своем, Шерри отвернулась.

— Да, ей удалось завоевать мое сердце. Думаю, и твое тоже.

Клинт кивнул.

— Она сделала гораздо больше, — мягко поправил он, — девочка стала властительницей моих грез. А я и не подозревал, что у меня есть грезы.

Клинта снова переполнило благоговение, которое он испытывал не раз с тех пор, как получил возможность считать малышку своей дочерью. Он даже задохнулся от восторга и говорить дальше не смог.

Шерри коснулась его плеча.

— Если ты действительно ее отец, она самая счастливая девочка на земле.

Если. Это слово, за которым стояло что-то совершенно невозможное для него, Клинт не хотел признавать. Оно отрицало факт, что Кэтрин — его дочь.