– Кто здесь?

– Свои, свои. Милиция родная, открывай, дядя.

– А у нас все в порядке.

– Черников Борис Леонидович здесь проживает?

– Так вы к Борьке? Да он спит, весь в ступоре.

Участковый вышел вперед:

– Давай, Степаныч, открывай, людей не задерживай, они поделу.

– Да они всегда по делу, милиция в гости не ходит.

Пока они стояли на площадке и препирались с недоверчивымСтепанычем, Вячеслав заметил клопа, который вылез из-за продранной обивки надвери и пополз по своим делам.

– Что же у них в квартире-то творится, если даже клопы издому бегут? – спросил он с удивлением, на что участковый многообещающехмыкнул.

Степаныч открыл дверь, и они вошли в стенной шкаф, потомучто прихожей назвать это при всем желании было нельзя.

– Тут ступеньки, – предупредил Степаныч, но участковыйуже споткнулся.

Поднявшись на четыре ступеньки вверх, они попали прямо вкухню. Обычная коммунальная кухня, шесть столов по стенам, затесавшийся срединих чейто робкий холодильник, закопченные стены, а на потолок лучше вообще несмотреть.

– К Борьке в самый конец! – Степаныч скрылся в дебряхквартиры.

Из кухни по коридору в полутьме, где что-то шуршало поуглам, прошли до последней двери. Воняло так, что даже видавшие видымилиционеры зажимали носы. Дверь оказалась запертой, на стук никто неотзывался.

– Ай, да пошли они все! Ломай дверь на фиг! –распорядился потерявший терпение Костин.

Комната против ожидания оказалась довольно просторной, дажекакая-то мало-мальски приличная мебель стояла, но перегаром несло жутко.Вячеслав поднял глаза и вдруг заметил на темном потолке какие-то узоры, которыеоказались цветами, а вон и ангелочки летают, а в правом углу отчетливопросматривались две пухлые женские ноги нежно-розового цвета.

– Что смотришь? – усмехнулся участковый. – Это уних плафон на потолке, все расписано было, еще до революции. Здесь раньше залабыла большая, которую на несколько частей поделили. Там тетка голая на потолке.Борьке ноги достались, а все остальное у соседей в другой квартире.

– Так это они что, с самой революции потолок не белили?

– А чего ж такую красоту замазывать? Тут раньше Борькинамать жила, комнату аккуратно содержала, а потом все ему оставила и к дочерипереехала.

Милиционеры осмотрели комнату. На диване что-то спало.Участковый потряс это, оно оказалось лохматым мужиком неопределенного возраста.На все тычки и пинки Борька никак не реагировал, только рычал, как детскийплюшевый медведь.

– Ничего у вас не выйдет, теперь он так до завтрашнеговечера будет, – сказал появившийся в дверях Степаныч.

– Часто он так?

– Да примерно сутки через трое. Сегодня с полдня напился,завтра к вечеру встанет, пойдет искать, где бы похмелиться, потом два днянормальный, работает, а потом опять все по новой.

– А где работает?

– А на рынке где-то при ларьках, чистит там, грузит.

Костин что-то подсчитал.

– А в понедельник, значит, у него не запойный день был?

– Выходит, нет. А где он в понедельник был, меня неспрашивайте, но ходил куда-то – это точно, дома его не было.

– Ладно, хватайте его, ребята, пусть он у нас в камерепроспится, завтра допросим.

Они пронесли бесчувственного Борьку через коридор, потомчерез кухню, где на плите тараканы готовились встречать Рождество, на улицепогрузили в машину и отвезли в отделение.

В пятницу с утра на Надежду налетела запыхавшаяся Светка.

– Ой, Надежда Николаевна, листочек такой тут у вас на столебыл, вы его никуда не переложили?

– Да нет, а тебе-то он зачем?

– Да я на нем вчера записала табельные номера новые, изотдела кадров звонили, а он куда-то делся.

Тумбочка, где находился телефон, стояла вплотную кНадеждиному столу, и сотрудники часто хватали то карандаш, то листок бумаги,когда надо было что-то срочно записать.

– А когда это было-то?

– Да днем, когда у нас пол мыли. Я записала, а потомуборщица на меня заругалась, что я топчу, я его к вам на стол бросила и ушла. Апотом забыла про это совсем, а сейчас ходила в отдел кадров больничныеотносить, они говорят, что все уже новую ведомость составили и сдали. Одни мы,как всегда, в хвосте.

– За тумбочкой посмотри.

– Да смотрела уже, отодвигала даже, нет его, пойду к Миле,может, у нее сведения есть.

«Так, – подумала Надежда, – теперь известно, ктовзял листок с записанными фамилиями, но неизвестно, куда он потом делся. Можетбыть, уборщица вымела? Будем надеяться, что никто посторонний его не прочитал,а впредь надо быть осторожнее».

Валя Голубев подошел, присел на край стола.

– Жора Чапыгин вчера звонил, спрашивал, как дела. Что емупосоветовать?

– Да не до Жоры нам сейчас, пусть пока подождет. Мне вчера,между прочим, от мужа попало. Обижается, что мы скрываем что-то, боится, что яна тебя плохо влияю.

– Как это?

– Что я тебе голову заморочила, ты у меня на поводу идешь, ана самом деле все это туфта.

– Четыре покойника – туфта?

– Вот-вот, а он говорит, что это трагическое совпадение.

– Это потому, что он подробностей не знает.

– Вот поэтому я тебя сегодня везу к нам домой, чтобы ты самему все рассказал, а на ужин будет лазанья.

– А что это такое?

– Серость! Итальянское блюдо, там грибы, помидоры, сыр, всеслоями – в общем, подробности тебе знать не обязательно. Поедешь?

– Конечно, поеду, хоть поем нормально.

– Ну уж, ты на жену-то не клевещи, она хорошо готовит, язнаю.

Валя вздохнул:

– Готовит-то она хорошо, а только ты представляешь, чтотакое, когда в доме два обормота, одному – двадцать, другому – шестнадцать? Иглавное, они ведь все время дома сидят за компьютером. Старший подрабатывает, амладший всерьез готовится хакером стать. Маринка все вечера готовит, а наследующий день приходим с работы – холодильник пустой. Жена как говорит? Вотпоставь на стол ведро и скажи, что можно съесть, – и они все сметут, непоперхнутся. Так что я когда с работы попозже прихожу, то мне уже одни остатки.

– Бедный, ну я тебе двойную порцию приготовлю.

– Ну ладно, я побежал, там Владлен психует.

– А кофе не будешь пить?