– Ага, чтобы ты меня там, как Никандрова! – Огромнымусилием воли Синицкий не сорвался на крик. – Хрен тебе! Если со мной чтослучится, все обо всем узнают, это я тебе обещаю.

Он встал, отодвинул нетронутую тарелку и пошел к выходу. Егососед продолжал есть, не поднимая головы.

Синицкий зашел в кабинет, сел за стол, обхватив головуруками. Надо что-то делать, письмо, что ли, написать в милицию «Вскрыть вслучае моей смерти». Глупость какая-то, как в кино! Рассказать комунибудь,чтобы тот потом в милицию пошел? Кому такое рассказывают? Да и кто из-за негорисковать будет? Но надо сделать вид, что он себя обезопасил. Леонид Петровичвдруг заметил, что из-за пресс-папье торчит уголок бумажки. Он прочитал: улицаВерности, дом 5, квартира 17. И все. Сердце его остановилось, пропустилонесколько ударов, потом с трудом протолкнулось через спазм и продолжалостучать. Вот, началось! А только кто же подсунул ему это? Ведь только одинчеловек знал все, и этот человек сидел сейчас в столовой и разговаривал с ним.

Он вызвал секретаршу Милу и посмотрел на нее совершеннобелыми глазами:

– Кто был у меня в кабинете?

Мила растерялась.

– Да никто, все закрыто было, и я сидела все время.

– Вы врете!

– Что? – Мила подошла поближе, наклонилась, чтобыпрочитать записку, которую он поспешно смял в кулаке, при этом Милапочувствовала сильный запах спиртного и заговорила увереннее: – Я не понимаю,Леонид Петрович, что случилось, пропало что-нибудь, так вы скажите!

– Ничего, идите.

Мила пожала плечами и вышла из кабинета.

В конце дня прибежала Полякова и сообщила последние новости.Хоронить Сущенко и Ларису будут вместе, в крематории, чтобы два раза автобус негонять, и сотрудникам так удобнее, а то хоть разорвись. Директору уже надоело,что в институте одни некрологи по стенам висят, конец года, деньги кончаются,он и сказал, что если кто еще помрет, пусть за свой счет хоронят, а институт –не богадельня. Ларисиной матери все равно, где хоронить, она сразу согласилась,жена Сущенко пыталась было возражать, но ее уговорили, она тоже решила лишниеденьги на похороны не тратить. Мать Ларисы в шоке, кричит чушь всякую, себя непомнит, а жена и дети Сущенко держатся хорошо, хотя в их положении этотрудновато. Милиция, конечно, ничего определенного пока не говорит, рано еще,но работа ведется, ищут киллера. Директор по своей линии хлопотать в милицииотказался. Говорят, дошло уже до Москвы, какая-то сволочь настучала вминистерство. Оттуда звонили, директору – разнос полный, а у него и такнеприятности: оклады не повышают, того и гляди коллектив ему недоверие выразити выберет когонибудь другого, так у него одна мысль – похоронить скорей изабыть все это дело. Надежда в который раз поразилась поляковскому умениюдобывать информацию.

Собираясь домой, она вспомнила про свой утренний листок сзаписанными фамилиями. Она сунула руку под осциллограф, пошарила там, ничего ненашла, встала, заглянула с другой стороны, отодвинула стул – безрезультатно.Листок исчез!

Дома муж ждал ее, строго поглядывая. Надежда быларасстроена, рассеянна и не обратила внимания. Они поужинали вчерашней варенойкартошкой, которую Надежда порезала на тонкие ломтики и обжарила в масле, ирыбными палочками. Надежда поискала в холодильнике, что бы еще поставить настол, нашла банку маминого салата – перец, помидоры, лук, чеснок – все это суксусом и маслом. Сама она перец в рот не брала, но муж любил острое. Они поелив полном молчании, Бейсик внизу ел свое и тоже молчал. Муж отодвинул тарелку,поблагодарил и отвернулся к окну.

«Наверное, это из-за рыбных палочек, – подумалаНадежда, – он их не любит, как же я забыла, но от сосисок меня ужеворотит. Интересно, я ведь умею готовить, но почему-то успеваю приготовитьчто-нибудь вкусное только в выходные. Вот что значит – нет большого стажа всемейной жизни».

Она подошла к мужу и погладила его по плечу.

– Сашенька, честное слово, завтра поджарю котлеты, уйду сработы пораньше и все сделаю.

– Что? – Он смотрел с недоумением. – Какиекотлеты?

– Какие хочешь, с чесноком или без, как скажешь.

Он рассердился:

– Что ты мне голову морочишь, при чем тут котлеты?

– Да ты же из-за рыбных палочек рассердился.

– Надежда, не делай из меня дурака! Я совсем не из-за этого,я сержусь, что ты все время от меня чтото скрываешь.

– Да что я скрываю?

– А ну говори быстро и подробно, что у вас там стряслось.

– Да я уже тебе все рассказала: сначала Никандров, потомЛена умерла, говорят, отравление. Никандрова ты едва помнишь, а Лену вообще незнал.

– А про Сущенко почему не сказала? Ведь я его хорошо знал.

– Не успела, Саша, вчера ты поздно пришел.

– Надя, не темни, ты что-то знаешь.

– А ты, интересно, откуда все знаешь?

Он улыбнулся с превосходством:

– Я же там работал все-таки, и у меня там остались своиинформаторы.

– Скажи лучше, не информаторы, а информаторши! И что онитебе про меня наговорили?

– Сказали, что ты много времени проводишь с Валей Голубевым,шепчешься с ним, уходишь с работы пораньше, с поминок вы вместе ушли.

– И ты слушал, что про твою жену наговаривают?

Он рассмеялся:

– Никого я не слушал, я про Сущенко случайно узнал, а проостальное сам догадался, а что, неправда это?

– Саша, неужели ты думаешь, что мы с Валькой?..

– Именно, я думаю, что вы с Валькой что-то там разнюхали, тыуже выстроила целую теорию, под которую подходят все убийства, а ты всесчитаешь именно убийствами, убедила в этом Вальку и он как дурак пошел у тебяна поводу.

Надежда открыла было рот, чтобы возмущенно возразить, нопотом передумала, села с ним рядом на диван, заглянула в глаза:

– Саша, а тогда, три года назад, я тоже все придумала, проте убийства? А ведь ты мне сначала не верил.

Он помолчал, потом тяжело вздохнул:

– Расскажи мне про Сущенко и эту женщину, которую вместе сним убили.

– Расскажу, только давай сначала чаю попьем, а то послемоего рассказа ты ни есть, ни пить не сможешь.

– Давай, только завари покрепче, а то рыба эта... – Онпоморщился.

– Ну вот, я же говорила, что все из-за рыбных палочек, а тыразвел тут, прямо сцену ревности устроил!

От брошенной им подушки Надежда увернулась, и подушка попалав мирно спящего на диване Бейсика, который с перепугу подпрыгнул и повис наковре, вцепившись всеми когтями. Потребовались долгие уговоры, чтобы онпозволил отцепить себя и утешить.