Лин вздрогнул. Ноги надсмотрщика оторвались от земли: жрец ухватил его за ворот одной рукой и легко, как нашкодившего щенка, поднял в воздух. Надсмотрщик захрипел.

— Отвечай, или лишишься головы. — Жрец швырнул его на дорогу. Надсмотрщик упал на спину, перевернулся и встал на четвереньки, кашляя и держась за горло. Лицо пошло красными пятнами, на одежду налипла грязь.

Каторжане озадаченно переглядывались, где-то послышался сдавленный смешок.

— З…зачем же т-так, г-господин. — прохрипел надсмотрщик. — Я и сам собирался…

— Я жду. — Жрец скрестил руки на груди.

Лин поморщился. По-хорошему договориться можно было не всегда, но то, что сейчас творил Собачник, являло собой глупою и бессмысленную жестокость. Вдобавок, угрозы были беспочвенны: убийство при свидетелях дорого бы встало даже жрецу… По счастью, люди слишком боялись белых жрецов, чтобы об этом думать.

— Жинг и Бивар считают, Гарра подговаривал остальных к побегу. — Надсмотрщик говорил, стоя перед жрецом на коленях. — Они поколотили его и увезли в деревню. К кузнецу, господин.

Краем глаза Лин заметил, как брат с сестрой побледнели. В Валкане иногда проводили публичные наказания, и, должно быть, покойный Фарга Орто считал это зрелище более поучительным, чем бродяжий театр.

Закон в отношении каторжников был суров и прост: за попытку побега их вешали, а за разговоры о побеге или просто болтовню с вольными — вырывали языки. Последний приговор среди надсмотрщиков пользовался большой популярностью. Его мог вынести любой деревенский староста, одновременно выполнявший роль местного судьи, а исполнить вменялось в обязанность любому кузнецу. И оправдаться у онемевшего каторжника, даже случись ему пережить экзекуцию, возможности не было.

— А ты как считаешь — правда это? — спросил жрец. — Гарра хотел устроить побег?

— Я… я не знаю, господин, — пробормотал надсмотрщик. — Я вчера до ночи маялся животом, поэтому ничего не видел… Я сожалею, господин.

— Очень хорошо, что ты сожалеешь. И сегодня ты тоже ничего не видел. — Жрец оскалился. — И не слышал, верно?

— Как вам будет угодно, господин. — Надсмотрщик склонился к земле.

— Это разумно. — Жрец сделал шаг к дорожникам. — Я не человек, как многие из вас считают. Поэтому, говоря со мной, вы не нарушаете законов. Кому-нибудь есть, что мне сказать?

Среди столпившихся у обочины каторжан послышался шум.

— Дайте пройти, — расталкивая других, вперед вышел сутулый мужчина, тощий и с частой сединой в волосах. Он закашлялся, прижимая ладонь ко рту, затем выпрямился и поднял голову. Лину сперва принял его за старика, однако затем понял, что тот куда моложе, чем показался на первый взгляд: болезнь состарила его раньше времени.

— Зачем бы ты ни спрашивал, я не боюсь тебя и потому отвечу, белый демон, — ровным тоном сказал седовласый каторжник. — Мне не пережить зимы, но Гарра — другое дело. Он виноват только в том, что вырвал у Жинга плеть, когда тот решил пройтись ей по нашим спинам.

— За что? — спросил жрец.

— Жингу не нужна причина. Ему просто нравится избивать людей и втаптывать их в грязь. Как и тебе, демон.

Исперщренное шрамами лицо Собачника дернулось, под белой кожей на шее напряглись жилы.

Лин замер. Он ожидал, что жрец сейчас ударит каторжника — и тот, похоже, тоже ждал удара. Но Собачник не двинулся с места.

— Напрасно ты так обошелся с Харсом, демон, — добавил каторжник. Из толпы послышался недовольный ропот, но он только отмахнулся. — Харс — сучье дерьмо, а все же лучше таких, как ты и Жинг.

Было слышно, как перемазанный грязью надсмотрщик тяжело дышит, по-прежнему не решаясь поднять головы… Жрец подошел к нему:

— В какую деревню отправился Жинг? И как давно?

— В Фоу, господин. Через час после рассвета, господин.

— Тебя зовут Харс, да?

— Да, господин. — Надсмотрщик склонился еще ниже.

— Так вот, Харс. — Жрец ухватил надсмотрщика за ворот и одним движением поставил на ноги. — Мне недосуг разбираться, какое дерьмо меньше воняет. Если мы встретимся еще раз — в твоих интересах, чтобы тебя называли иначе. Это понятно?

— Д-да, господин.

— И еще одно. Я оставил тебя в живых благодаря этому человеку. — Жрец ткнул пальцем в сторону седого каторжника. — Запомни, чем ты ему обязан и постарайся сделать так, чтобы он пережил зиму.

— Да, господин. — К надсмотрщику понемногу возвращался нормальный цвет лица.

— Мне не нужно твое заступничество, демон! Чтоб ты сдох. ты… — Каторжник зашелся мучительным непроходящим кашлем; товарищи отвели его назад и усадили на камень.

Жрец вернулся к лошадям.

— Юноша, девушка, вы сможете удержаться в седле, если мы поедем быстро? — встревоженно спросил он.

Прежде, чем Лин успел возразить, вмешался Хоно. Лицо юноши было напряжено, на скулах играли желваки:

— Да. Если нужно.

— Мы пока слишком близко от Валкана, чтобы я мог оставить вас с магистром, так что вынужден просить вас потерпеть… — Жрец запрыгнул в седло.

Недавно отремонтированный участок они проехал шагом, затем перешли на рысь.

Лин оглянулся: каторжники и надсмотрщик смотрели им вслед. Кто с неприязнью, кто с благодарностью, но большинство — с глубоким недоумением. По правде, Лин и сам мало что понимал, кроме того, что Собачник за что-то очень ненавидит Харса и ему подобных, и намерен вершить правосудие по-своему.

— Хо! — Жрец пустил коня в галоп.

* * *

Хвала Солнцеликому, дороги вокруг Валкана поддерживали в хорошем состоянии: лошади не переломали ноги, а всадники — шеи.

На подъездах к деревне навстречу стали попадаться люди; но, лишь только прохожие замечали, кто возглавляет колонну, то сходили с пути.

Наконец показался деревенский частокол. Ворота были открыты.

— Магистр, знаешь, где тут кузница? — выкрикнул жрец.

Лин прежде бывал в Фоу пару раз, как раз по кузнечным делам.

— После красного дома налево! — крикнул он.

— Езжай вперед, мы за тобой!

Лин объехал его и направил Рыжую в нужную сторону. Судя по суете во дворе, они успели вовремя.

— С дороги!!! — рявкнул жрец.

Те, кто не ушел сразу при виде новоприбывших, бросились врассыпную.

К калитке из кузницы вышел староста, имени которого Лин не помнил — грузный плешивый мужчина в летах. Оторопь не мешала ему держаться с должной представительностью.

— Господа, хранители воли Солнцеликого Абхи, да не потускнеет над нами свет его! Что случилось?

— Это к тебе привели клейменого на суд? — без церемоний спросил жрец.