Второй рукой делает знак молчать, подносит палец с мазью к лицу и меня тут же обжигает его прикосновение. Вскрик приводит его врасплох, он на секунду убирает руку, но тут же вновь прикасается ко лбу. Осторожно, едва касаясь, проводит по затянувшейся корочке, дотрагивается до виска, проводит по спинке носа и спускается ниже, к ямочке над верхней губой. Рука зависает в воздухе, он некоторое время смотрит на меня, а я сижу ни жива ни мертва, боясь даже дышать.

Илон вновь выдавливает немного белоснежной мази на палец и прикасается к моим почти зажившим губам. Медленно проводит к уголкам, по контуру, раскрывая рот и его движения становятся почти что неприличными. Да что там... они на самом деле уже мало походят на лечебную манипуляцию, скорее на эротический массаж губ. Краснею, чувствуя, как останавливается сердце, настолько странны и необычны его движения, прикрываю глаза, а он... как ни в чем не бывало останавливается и отстраняется, и долго всматривается в мое лицо. Что он хочет там увидеть?

— Я сама... — шепчу, боясь услышать собственный голос. Забираю из его рук тюбик, он не сопротивляется. Молча и резко встает и выходит их кухни. Через минуту слышу звук захлопнувшейся двери и так и сижу, с колотящимся сердцем и кашей в голове.

* * *

Проходит несколько дней, прежде чем я могу появиться на людях не боясь вопросов, что со мной случилось.

Сперва еду на работу, где под недовольное бурчание старшей пишу заявление на отпуск.

— А кто за тебя работать будет? — визжит начальство, но мне все равно.

— Вы.

Она запинается на вдохе и кажется, что сейчас подавится.

— Да ты! Да я... да... тебя и так уже в отпуск отправили, две недели почти не выходишь! Мне что делать предлагаешь?!

Молча встаю, протягиваю ей листок и иду к выходу.

— Да черт с тобой! Только чтоб через неделю как штык!

Ничего не отвечаю и молча выхожу на улицу.

В подъезде дома встречаю соседа. Это неугомонный все порывается дотащить мой небольшой пакет до квартиры, но я отчаянно тяну его на себя. Когда пакет рвется, то прямо на лестницу из него вываливаются быстрорастворимый суп, пара саше с растворимым кофе, пластиковые стаканы и всякие мелочи, которые могут пригодиться в дороге.

— Ты куда-то едешь? — заговорщицки подмигивает Толя, собирая мои пожитки и при этом вопросе я зачем-то вздрагиваю.

— С чего ты взял?

— Хм... ну положим, я довольно часто езжу в командировки и в дорогу беру примерно тоже самое, что и ты. Только мыльно-рыльные прибамбасы не покупаю, в фирменном поезде, в купе, есть одноразовые и...

— И? — зло вырываю свои вещи из его загребущих рук, и он смеется мне в лицо, при этом находясь в такой опасной близости, что я чувствую его дыхание на губах.

— И ничего. Просто интересно — ты по работе едешь или как?

Ничего не отвечаю, быстро выпрямляюсь и тороплюсь домой. Поезд через два часа, а я еще ничего толком не собрала.

Догоняет меня возле двери, и я чувствую, что сейчас буквально взорвусь. Резко поворачиваюсь и рычу ему в грудь, так как упираюсь именно в нее.

Протягивает мне упаковку ежедневок и я готова убить его прямо на месте.

Правда вместо этого густо краснею и пулей влетаю в квартиру, но все же успеваю услышать его слова:

— Ты быстро поправилась, красотка!

Черт бы тебя уже побрал, Толя!

Значит он в прошлый раз заметил мои синяки, хоть я и старалась прятать их как могла, опуская лицо и находясь подальше от света, но отчего-то промолчал.

Чемодан, вокзал, билет.

В старом поезде шум и гам, обычный плацкарт защищает от одиночества как ничто иное. Хорошее средство, надо запомнить. Правда иногда мне кажется, что за мной постоянно наблюдают и тогда вновь становится тошно. Но я старательно гоню эти мысли прочь, понимая, что ни к чему хорошему они не приведут. С ума сойти я всегда успею, а сейчас у меня совсем другая цель.

Я сразу же залезаю на верхнюю полку, укрываюсь странно, немного тошнотворно пахнущим одеялом. От запаха не спасает простыня, в которую это одеяло завернуто, а без него я не могу, меня отчего-то ужасно знобит. Не хватало еще заболеть в чужом городе.

Ехать мне не так уж и долго, двенадцать часов, успею как следует все обдумать — отчего-то дома мне никак не думалось...мыслями я по-прежнему нахожусь в том доме. Однако под шум колес и гомон соседей по вагону я почти мгновенно засыпаю мертвым сном без видений, и просыпаюсь лишь поздно ночью, когда все вокруг уже мирно сопят в своих койках.

Еле пробивается свет, оставленный проводницей у дверей, ведущих к туалетам, и мелькают отражения фонарей в ночных окнах. Где-то кашляют, что-то бормочут, тихо переговариваются и храпят граждане путешественники, и только я лежу, будто чужая в этом мире среди всех этих людей, пялясь в потолок и мечтая наконец проснуться. Когда-нибудь я обязательно проснусь от странного и страшного сна, подумаю, как это было неприятно, встряхнусь, умоюсь холодной водой и пойду пить кофе. А пока поезд, одеяло, вагон и убаюкивающий, но не дающий провалиться в сон стук колес...

Петербург встречает солнцем и толпами снующих туда-сюда людей на вокзале. Первый раз вижу столько народу, особенно поражает обилие китайцев. Была бы я здесь по другому поводу, наверняка поделилась бы с братом впечатлениями, однако сейчас мне абсолютно фиолетово на все происходящее вокруг.

Звонок на мобильный раздается неожиданно, когда я получаю дозу утреннего кофеина в привокзальном кафе. Светит солнце, куда-то торопятся люди, а в моем телефоне слышится отборный мат Лысого.

— Ты где, *лядь моя ненаглядная? Ты совсем попутала, да? Я тебя, собака бешенная, на куски порву, если ты сбежать удумала!

Слушаю его молча, чувствуя, как сердце резко сжимается в комок и перестает биться. Не дышу, боясь, что от вдоха потеряю сознание прямо тут, в кафе на площади.

Идут мимо люди, кто, торопясь по своим делам, а кто неспешно, разглядывая красивые витрины в начале своего туристического пути. Они живут совсем другой жизнью, и конечно я ужасно им завидую, мечтая очутиться на любом из их мест.

Лысый все больше распаляется, и я понимаю, что дольше не дышать уже невозможно. Со свистом и каким-то хрипом выдыхаю воздух, чем видимо удивляю собеседника, и он даже на некоторое время замолкает. А может он просто уже выдохся и сейчас придумывает, чтобы еще мне такого сказать, чтобы я быстрее начала свои поиски.

— Я ищу... — отвечаю тихо, но уверена, что он прекрасно меня слышит.

Отвечать Лысый не соизволяет, молча сбрасывает звонок, и я не успеваю убрать телефон в карман, как он вновь звонит.

— Ты все-таки уехала, красавица моя...

Не сразу понимаю, кому принадлежит голос и уже тем более, чьей красавицей я могу быть. Поэтому молчу некоторое время, не зная, что сказать и надо ли вообще что-то говорить.