* * *

Кроме этих вечерних вылазок, Савва нашел себе еще одно развлечение, способ дать отдых напряженному разуму. Когда часам к трем-четырем утра мозг категорически отказывался работать, он устраивался в низком кресле у тумбочки с телефоном и вращал диск, набирая семь цифр номера «ленинградского эфира».

Была такая удивительная аномалия в работе старых городских АТС: набрав определенный номер, человек оказывался подключен словно бы к общей конференц-связи с десятками других абонентов, так же вышедшими в «эфир» – сейчас нечто подобное назвали бы анонимным голосовым чатом. Никто не знает, кем и когда был открыт этот феномен – как водится, грешили и на криминальные элементы, обсуждавшие таким образом свои преступные планы, и на милицию с КГБ, специально изобретшими столь изощренный способ улавливать в сети сомнительных и неблагонадежных, напрасно рассчитывавших на анонимность, но, так или иначе, к середине восьмидесятых пользователи эфира исчислялись тысячами, и там могло собираться разом до нескольких десятков, а то и сотен людей, и телефонное пространство наполнялось многоголосыми выкриками, основным содержанием которых было собственное имя, возраст и номер домашнего телефона.

Но в предутренние часы здесь было пусто и тихо, как в концертном зале посреди ночи. Эфир был развлечением, а в те времена ночного отдыха люди лишали себя ради работы и дела, а не для забав или болтовни с незнакомцами. Савва выходил в эфир, окликал, есть ли кто на связи, иногда разговаривал с кем-нибудь, хотя беседы большей частью не увлекали. То вдруг собеседником окажется какой-то хиппи, сутками сидящий сторожем в деревообрабатывающей мастерской и разговаривающий на таком сленге, что невозможно уловить и тени смысла; то какая-то взвинченная, всхлипывающая женщина целый час рассказывала о своей несчастной любви, о том, каким подонком оказался ее женатый любовник, и в конце концов сообщила Савве, что и он тоже козел. Но Ильинский и не искал диалогов; ему требовалось отражение, кто-нибудь, чтобы вслух проговорить занимавшие мысли, но его монологи из области высшей математики и квантовой физики были едва ли понятнее, чем молодежный жаргон неформалов или причуды женской логики.

Ранним утром 13 июля Савва, как обычно, устроился в кресле и набрал номер эфира. На часах было 3.12.

– Привет, – произнес он в чуть шипящую помехами пустоту. – Здесь кто-нибудь есть?

– Привет, – звонкий девичий голос прозвучал неожиданно четко и близко. – Есть. Я.

Он почему-то вздрогнул.

– Как тебя зовут? – спросила девушка.

– Савва, – ответил он, чуть подумав. – А тебя?

– Не скажу. Чем занимаешься?

– Пытаюсь обойти Колмогоровскую сложность.

Девушка рассмеялась.

– Ого, математик!

– Да, – согласился Савва. – А ты?

– Я… – она на секунду замялась, – можно сказать, социолог. Изучаю человеческие общества с точки зрения описания общих законов и составления долгосрочных прогнозов развития.

Савве стало интересно.

– Вот как? А какие методики используешь?

– Математическое моделирование.

– Стохастические модели?

– Детерминированные в основном.

Они разговорились, и это было похоже на чудо. Всякая магистральная наука многообразна; литературовед, специализирующийся на немецком романтизме, вряд ли найдет сочувствие своим изысканиям у эксперта по старославянскому языку, хотя они оба являются филологами; ботаник, классифицирующий мхи, чужд интересам зоолога, изучающего нервную систему высших приматов, хотя оба принадлежат к ученым-биологам. Но неизвестная девушка, отрекомендовавшаяся социологом, удивительным образом не только понимала то, что принялся ей рассказывать Савва, не только могла поддержать разговор на такие темы, в которых ни инженер Женя Гуревич, ни отличница Галя давно не были ему равными собеседниками, но и непостижимым образом разделяла его понимание сути проблем, оценила особый научный стиль и подход, а потом и сама выдала такой сольный номер на тему уравнения статистических преобразований, что их беседа стала похожа на невероятный дуэт вокалистов, наконец-то нашедших себе пару под стать.

Когда минут через сорок его собеседница заторопилась вдруг и стала прощаться, Савва был уже совершенно очарован – настолько, что даже неловко спросил у незнакомки номер ее телефона.

– Хорошо, – сказала она. – Записывай.

– Я запомню.

– Двести двенадцать…

И старательно, как прилежная школьница, продиктовала номер «эфира».

– Очень смешно, – буркнул Савва.

– До встречи завтра! – засмеялась девушка и исчезла.

Стало тихо, только вновь зашуршали чуть слышно помехи. Савва посидел еще немного в задумчивости, слушая пустоту, пока в динамике не защелкало что-то, и громкий голос с сильным горным акцентом закричал:

– Алло! Жэнщины есть?! Жэнщины есть?! Алло!

Савва повесил трубку.

На следующую ночь он уже часов с двух начал беспокоиться, потерял концентрацию мысли и в итоге вышел в «эфир» в половине третьего, некоторое время терпеливо слушая вялый бесконечный диалог двух разнополых учащихся:

– Тя как звать-то?

– Лена.

– Понятно.

– А тебя?

– Коля. Работаешь, учишься?

– Учусь.

– Понятно.

– А ты?

– Я тоже.

Эта мука прекратилась незадолго до трех. Савва вслушивался в шелестящую тишину, время от времени, как радист на посту среди одиночества ночи, подавая сигналы в эфир:

– Алло? Здесь кто-нибудь есть? Алло?

Она появилась, когда большая минутная стрелка на круглых настенных часах, сухо щелкнув, упала вниз.

– Привет! Я здесь. Рада тебя слышать.

Уж как был рад Савва, и передать нельзя.

С того дня они разговаривали почти ежедневно. Иногда, очень редко, его таинственная подруга почему-то не выходила на связь: Савва ждал, мучился и не находил себе места, думая, что она пропадет навсегда. Но потом незнакомка снова отзывалась на его позывные в тишине раннего утра, и они разговаривали, и в эти часы и минуты он был счастлив почти абсолютно, как может быть счастлив тот человек, что нашел вдруг совершенный гармонический отклик тонким струнам своей души. В математике она разбиралась превосходно, ей были близки волновавшие его гипотезы и идеи, а когда тема чисел и символов исчерпывала себя в разговоре, они болтали о разном, но как будто всегда об одном. Правда, девушка сохраняла инкогнито и раскрывать его не собиралась: она так и не назвала ни своего имени, ни номера телефона, а на другие вопросы отвечала уклончиво или отшучивалась:

– Ты из Ленинграда?

– Я издалека. Можно сказать, что я тут временно.