Она вытянула к Мазуру руку, повернула ее ладонью вверх,нетерпеливо пошевелила пальцами, словно звала за собой. Верблюд стоялнеподвижно, рука женщины удлинялась, удлинялась…

Умом он понимал, подробно вспомнив наставления инструктора,что мистика и чертовщина тут ни при чем, что это примитивная галлюцинация,вызванная самумом, – но все было так явственно, реально, близко, чтосердце заходилось от ужаса.

Он рухнул лицом вниз, накрепко зажмурившись, конвульсивнохватая ртом раскаленный, насыщенный песком воздух. Ничего не мог с собойподелать – ждал, что вот-вот в воротник ему вцепятся холодные длиннющие пальцы,взметнут на верблюда, уволокут неизвестно куда, к песчаным чертям и мертвецам…

И лежал так долгие-долгие часы, без мыслей и эмоций,судорожно хватая воздух.

Потом ему подсказали чувства – скорее звериный инстинкт, чемчеловеческий разум, – что вокруг определенно происходят перемены. Мазур небез труда разлепил веки, отчаянно заморгал от рези в глазах. Чертов песокнабился под накидку, под очки. Довольно много времени прошло, прежде чем онкое-как протер глаза, содрогаясь от боли при каждом прикосновении. Слезыпотекли ручьем, он видел мир расплывчатым, колышущимся, но это было все желучше, чем слепота.

Когда стало еще легче, он первым делом бросил взгляд начасы. Долго таращился на секундную стрелку – нет, она исправно кружила поциферблату, часы не стояли. Но если им верить, самум продолжался всего двадцатьдве минуты! А казалось, несколько часов…

Он приподнялся, сел на корточки, выгребаясь из кучинаметенного песка. Там и сям точно так же барахтались его спутники, протираяглаза и охая, выплевывая песчаные кляпы. Мазур машинально считал шевелившихся –все до единого, включая пленника, добросовестно ворочали ручками-ножками,приходя в себя, хотя физиономии у них… Ну, у него, надо полагать, рожа нелучше. Он вспомнил женщину на верблюде, и Мазура прямо-таки затрясло…

Опамятовавшись немного, вернувшись в подобие рассудочнойготовности к любым сюрпризам, он покосился на Вундеркинда с вялым злорадством:гений разведки сидел на песке белый, как полотно, выпучив глаза, что та кошкаиз детского стишка, беззвучно открывая и закрывая рот, что та рыбка из другогостишка. «Вот так-то, – подумал Мазур. – Теория, мой друг, суха… А тыпопробуй по-нашему – мордой в грязь, и ползком по ней, родимой, да подольше…»

Мир вокруг выглядел уже вполне нормально – если только этоопределение применимо к необозримым просторам горячего песка, освещеннымослепительно белым солнцем. Ландшафт изменился – где намело высоченные барханы,где появились длинные ямы. Старательно шаря взглядом по пескам, Мазур поймалсебя на том, что высматривает следы верблюда с распоротым брюхом, – и злоотплюнулся, прогоняя наваждение.

Хотя коленки подгибались и во всем теле стоялаотвратительная слабость, он выпрямился, прочно утвердившись ногами на песке,приосанился и рявкнул намеренно грубо:

– Ну, отдохнули? Кончай валяться, шагом марш!

Не последовало ни возражений, ни нытья – люди покорноподнимались, выстраивались в цепочку прежним порядком.

– Отставить! – рявкнул Мазур так, что любойдержиморда-унтер позавидовал бы. – Сели все! Оружие почистить!

Все это было, конечно, произнесено по-английски, конспирацииради. Глядя, как подчиненные проворно отмыкают магазины и лязгают затворами,выбрасывая патроны из стволов уже привычными, автоматическими движениями, Мазурпонял, что вверенное ему подразделение преодолело пресловутый психологический шок.Главное – не давать передышки, вовремя занять руки привычными манипуляциями идавить на мозги привычными командами – и наплевать на любые самумы с ихмиражами и призраками. Нет, но до чего явственно мерещилось…

Они выступили в путь через четверть часа.

И почти сразу же напоролись.

Выйдя из-за выветрившейся скалы, они чуть ли не нос к носустолкнулись с похожей цепочкой людей, числом девять – пропыленная униформапесчаного цвета, мешки за спиной, укутанные куфиями худые смуглые лица, черныеслезящиеся глаза.

Их разделяло метров десять, не больше. Автоматы с той и сдругой сторон мгновенно поднялись. Мазур вмиг определил, что неизвестные врядли представляют собой регулярное воинское подразделение – одежда из однойкаптерки, но вот с вооружением полный разнобой: тут и «Калашниковы», и парочкастаромодных английских винтовок, и французские тарахтелки не самой последнейсистемы, и обшарпанная «эм-шестнадцатая»…

А потом он вычислил командира чужих – по взглядам, которыена того искоса бросали эти поджарые, худые субъекты, чьи пальцы точно так жезакостенели на спусковых крючках. Впился в него изучающим взглядом – как и тотв Мазура. Возраст определить трудно, видны только черные злые глаза над краемпропыленной куфии, – но их старшой не производил впечатления неопытногоюнца. Стоял спокойно, подобравшись, как зверь, готовый к любым неожиданностям,к любому обороту дела. «Калашников» замер абсолютно неподвижно, уставясь наМазура черным зрачком.

Они щупали друг друга взглядами, одновременно, синхроннопытаясь за какие-то секунды внести столько ясности, сколько возможно, понятьвстречного, прокачать, выбрать тактику.

«Это не держава, — окончательно уверился Мазур. – Неармия, не погранцы, в общем, не ведомство. Такой уж у них вид. Такое ужвпечатление производят. Партизаны хреновы, а? Идут куда-то по конкретному делу,в точности, как и мы…»

Это напоминало встречу двух зверей, одинаково сильных,ловких и безжалостных – и вовсе не настроенных драться просто так, ради самогопроцесса. Работали какие-то глубинные инстинкты, не имевшие ничего общего синтеллектом хомо сапиенса.

Один Аллах ведает, как назвать то, что меж ними двумя пролегло,— то ли псевдонаука телепатия, то ли немалый жизненный опыт, помноженный на тесамые звериные инстинкты. Мазур ни за что не смог бы описать словами, как ипочему он пришел к такому выводу, – но он совершенно точно знал, чтослучайные встречные сами не рады этакому вот рандеву, что у них своих заботвыше головы, и они отнюдь не горят желанием устроить баталию неизвестно с кем…

Медленно-медленно, держа палец на спусковом крючке, онсделал шажок в сторону. Точно так же поступил и командир чужаков. Угрозаслабела. В напряженной тишине, с автоматами наизготовку две группы расходились– плавными, осторожными шажками, будто перемещались по минному полю смногочисленными растяжками, и ожидая подвоха, и пытаясь как-то дать понятьпротивнику, что драться не собираются. Старались не всполошить резкимдвижением, нечаянным взглядом…

Разошлись. Одни медленно отступали влево, другие вправо.Расстояние меж ними росло. Не поворачиваясь спиной, не опуская оружия, обегруппы втянулись каждая в свою расселину меж высокими сухими скалами. Ипотеряли друг друга из виду.

Люди Мазура без команды рванули бегом, размеренно исторожко. Наверняка так же поступили и чужаки. Медленно отпускало сумасшедшеенапряжение, пот струился по щекам.