пор, пока мы не встретимся вновь. Если ты действительно хочешь понять, что именно значит то, что ты увидел за Вратами, то спустись к смертным. Живи их жизнью. Думай их разумом. Обернись в их судьбы и оденься в их души.

Генерал посмотрел на старика, истекавшего кровью.

— Ты пытаешься купить себе жизнь.

В ответ Ляо Фень лишь засмеялся.

— Я пытаюсь её вернуть нам, добрый друг, а не купить. Пытаюсь заменить существование, на жизнь. Император это знает. И потому он и отправил тебя меня убить, а вовсе не из-за того, что я учу смертных философии.

— Но он сказал, что ты обучаешь их владению путями!

— Нет, — покачал головой Ляо Фень. — я не воин, добрый друг. Лишь старый мыслитель. Я не могу научить тому, чего не понимаю. А вот ты… ты можешь. И, знаю, наступит день, когда ты обучишь смертных, как стать равными богам.

Генерал помотал головой. Зачем ему это и зачем…

Он снова посмотрел на старика, лежавшего перед ним. Сотни тысяч врагов были повержены Черный Клинком. Кто-то из них молил о пощаде, другие приветствовали смерть, словно возлюбленные, третьи не успели даже понять, что встретили свой конец, но никто из тех, чьи жизни он оборвал, не выглядел так же, как Ляо Фень.

И, может именно поэтому, вытащив клинок из груди раненного, Черный Генерал простер руку и обратился к своей воле. Он окутал свой тьмой все пространство от гор до середины океана и заточил его внутри лоскута плаща, а затем подул на него, отправив странствовать по тропам ветра, спрятав обрывок тьмы среди воспоминаний своего верного друга.

До тех пор, пока не найдется тот, кто сумеет подчинить себе воспоминания ветра, Гиртай и Ляо Фень, заточенный в темницу воли самого Черного Генерала, будет спрятан.

А даже если кто-то и подчинит себе память ветра, то все равно не сможет проникнуть внутрь, ибо часть воли генерала, бессменный страж, позаботиться о том, чтобы навести скитальца на ложный путь.

Что же до погибели самого стража, то Черный Генерал сомневался, что найдется тот, кто сможет одолеть в бою осколок его воли.

С этими мыслями, пес богов усилием воли вернулся обратно на Седьмое Небо, чтобы доложить о том, что Гиртай был стерт из Безымянного Мира, а Ляо Фень исчез вместе со своей страной и народом. В этом не содержалось ни слова лжи

Черный Генерал, внезапно, понял, что, видимо, слишком часто общался со своей тетушкой Мэб, раз собирался так жонглировать правдой.

* * *

— Эй, Хаджи, очнись! — что-то острое ткнулось в щеку генерала. — Ты сколько еще времени собираешься медитировать прямо на ходу?

— А? — дернулся Хаджар и посмотрел на недовольного демона, царапавшего его разбитым кувшином. — Да… задумался немного. О чем мы говорили?

Хельмер смерил его взглядом, полным недоверия, но, все же, спустя несколько длинных секунд указал на карту.

— О том, что не все так просто, — демон спрыгнул на пергамент и миниатюрными ножками затопал по извилистым тропкам. — Для начала, тут написано, что нам нужно спустится в подводное царство.

— И какая здесь проблема? — удивился Хаджар.

Он уже сталкивался с обитателями подводного мира в джунглях Карнака. Те охраняли гробницу первого императора драконов. Не самые приятные существа, едва не отправившие на свет половину их отряда, но раз уж он справился с ними будучи Рыцарем Духа, то уж сейчас…

— Ты, наверное, в своей недалекой голове рисуешь картину, как походя раскидаешь толпы наг, русалок и тритонов, но вспомни, пожалуй, Хаджи, что недавно ты едва не отхватил от простого смертного лодочника.

Хаджар выругался.

Демон был прав.

— И что…

— А то, что нам придется немного прибарахлиться, — демон ткнул в одну из меток. — затем забрать один интересный артефакт, который был выкован твоим старым знакомым Хафотисом.

Хафотис… знакомое имя… ах да! Это кузнец Фае, у которого остался отрабатывать Карейн Тарез. Кузнец, которому Хаджар собственными руками принес цветок, способный вызволить из плена его жену и…

Генерал отмахнулся от тяжелых мыслей.

— А под конец, забежать в храм солнца, чтобы тиснуть у Ирмарила одну из его стрел, иначе темницу мы не вскроем.

— Прелестно, — выдохнул Хаджар. — слушай, а если вот это все устроил Черный Генерал, одолев Ляо Феня в битве, то почему бы нам тогда просто прямо сейчас у него и не…

— Черный Генерал? — перебил демон. — О чем ты, Хаджи? Черный Генерал не имеет к произошедшему ни малейшего отношения. Яшмовый Император самолично заточил Ляо Феня и выкинул Гиртай в аномалию. Этому тьма свидетелей, в том числе и твой покорный.

Хаджар пару раз хлопнул глазами. Но он ведь точно помнил, что запертый у него в душе Черный Генерал сам ему сказал, что он… он… он…

Проклятье.

Опять голова.

— Эй, Хаджи! С тобой все в порядке?

Генерал помотал головой и несколько раз моргнул.

— Да, Хельмер, все в порядке, — произнес он. — О чем мы говорили… ах да, о том, что нам придется взламывать замок самого Яшмового Императора.

— Вообще-то ты только что мне заявил, что это Черный Генерал заточил Ляо Феня.

— Я? — переспросил Хаджар. — Хельмер, иногда меня утомляют твои шутки.

С этими словами генерал продолжил путь к уже видневшемуся на горизонте городу. Все ведь прекрасно знали, что именно Император стер Гиртай.

А еще… дурацкое дежавю. Будто он уже шел по этой дороге и вел подобный же разговор с Хельмером…

Такое же ощущение Хаджар испытывал тогда, в аномалии, несколько веков назад, когда прыгал по облачным островам.

Хотя, может, это все от усталости.

Глава 1875

Войдя в город, Хаджар первым делом обратил внимание на разросшееся переплетение улиц, которые аккуратным полотном ложились под ноги. Булыжники, тщательно подобранные и неумело пытающиеся скрыть следы износа от тысяч пройденных по ним шагов, создавали гармоничную основу для необычного облика поселения.

Взгляд Хаджара блуждал по городскому пейзажу, находя необычные черты в деталях его архитектурных чудес. Здания, преимущественно одно или двухэтажные, органично раскинулись вдоль горизонта, и ни одно из них не требовало к себе агрессивного внимания и не отбрасывало длинных, царственных теней на соседей. Все эти постройки, скорее, рассказывали о руках ремесленников, создавших их, а не о богатстве и положение живущих внутри.

Слева от него стоял очаровательный деревянный дом, несущие балки которого потемнели от старости. Фасад украшала витиеватая резьба, каждая из которых шептала истории о былых временах. Сцены с резвящимися детьми, величественными животными и небесными существами застыли в деревянных рельефах, отдавая дань уважения работе мастеров.

В нескольких шагах от деревянного чуда внимание генерала привлек мягкий, выжженный солнцем оттенок кирпича. А сразу за ним, следующее строение казалось данью палитре разноцветья: его крыша выложена из черепицы, переливающейся от жженого оранжевого до насыщенного коричного. Каждый кирпич, каждая деталь, казалось, были уложены с особым расчетом и планом, создавая пеструю картину земляных тонов, которые, тем не менее, каким-то чудным образом гармонично перекликались с солнечным небом, застывшим над головой Хаджара.

И стоило только генералу счесть, что поэзия архитектурных стилей достигла своего крещендо, как перед ним предстал каменный дом, укутанные мантией природы. Плющ нежно-зелеными усиками обнимал холодные камни, пробираясь все выше к окнам, превращая тех в живые портреты. Здание словно проросло из-под земли — камни и растения застыли в мягком танце, сливаясь друг с другом.

В большинстве городов такое смешение архитектурных стилей выглядело бы хаотичным, даже раздражающим. Здесь же чувствовался негласный ритм, некая форма единения, связывающая все воедино. Каждое здание со своим характером и историей выглядело, как ноты в общей композиции, гармонично сочетаясь в визуальной пляске, вызывающей восхищение, а не желание отвернуться и сбежать.

Но куда больше даже самых интересных зданий, Хаджара привлекли сами жители города.

Стаи детей с лицами, перепачканными грязью после очередного приключения, шныряли между переулками или играли в игры в небольших скверах и прямо на улицах. Их смех и крики восторга эхом разносились по городу, но те не сопровождались даже намеком на присмотр со стороны родителей.

Взрослые, напротив, неторопливо прогуливались или вели беседы друг с другом. Одни обменивались кивками и приятными улыбками, другие буднично болтали