Хаджар пил чай, не понимая, в чем заключалась суть сравнения, а мудрец… мудрец просто сидел напротив и молчал.

— Почему вы остановили поединок? — спроси, наконец, Хаджар.

— Именно поэтому.

Видят Вечерние Звезды, больших усилий воли стоило генералу, чтобы не вспылить.

— Потому, что ты называешь это поединком, — пояснил, спустя несколько мгновений, Фен Ли. — Но у тебя и Арона не было причин, чтобы сражаться. Как, собственно, и у всех нас нет ни единой причины, чтобы проливать кровь.

Перед внутренним взором Хаджара пролетели сцены прошлого, начиная с того момента, как Примус снес голову его отцу и вырвал сердце из груди матери.

— Я бы мог…

— Это все лишь последствия, — перебил мудрец. — вы, генерал, как и большинство, родились без свободы выбора, брошенные на алтарь чужих решений и последствий этих чужих решений.

Хаджар никак не отреагировал на сказанное. Не так уж много ему в жизни претило (если не считать интриг, магов и торгашей), но вот чего он точно терпеть не мог, так это философских бесед, разведенных на ровном месте.

Да, он не выбирал родиться принцем в семье, раздираемой политическими конфликтами. Да, он не выбирал стать солдатом, офицером, генералом и… да он вообще много, чего не выбирал.

Так же, как он не выбирал быть инвалидом, способным пошевелить лишь одной рукой, запертым внутри собственного тела.

Никто не выбирал.

Нигде.

Но все, при этом, пытались как-то справиться с выпавшей им долей. Кто-то лучше, кто-то хуже. Кто-то со страхом, кто-то с доблестью.

Люди выживали. Что здесь, что в остальном Безымянном Мире, что на Земле, да и существуй любой другой мир, и там тоже люди бы ничем не отличались бы.

— Невозможно убрать причину этих последствий, — покачал головой Хаджар.

— Это так, — кивнул Фен Ли, после чего отпил немного чая из пиалы и добавил. — но можно отказаться от самих последствий.

Хаджар едва удержал уже готовый сорваться с уст смешок. То, о чем вещал этот голем-человек на Земле называлось утопией. Невозможным обществом, в котором нет ни неравенства, ни страданий, ни войн, ни преступлений.

И ударение на слове «невозможное», потому что…

— Здесь мы отказались от решений, принятых не нами, — Фен Ли снова улыбнулся, но на этот раз одними лишь глазами. — И потому нас не связывают последствия этих решений, генерал. В нашей стране нет всего того, что порождает боль, которая в свою очередь дает всходы крови, распрям и пустоте.

На словах о пустоте Хаджар невольно прикоснулся к груди над сердцем.

— И да, генерал, вы можете сказать, что мы существуем внутри аномалии, отгороженные от всего остального мира, но… в чем, по сути, разница, между нашей аномалией и остальным Безымянным Миром? Лишь в размерах, но не более того.

И снова перед взором Хаджара пролетели сцены прошлого. И, самое главное, люди прошлого. И далеко не все из них были преисполнены чести и жили по совести. И не потому, что не хотели. А потому, что не могли. Потому что «честь», в самом широком понимании, это настолько непосильная ноша, что, взвалив её себе на плечи и сделав первые несколько шагов, начинаешь сомневаться, а нужна ли она тебе.

И нужно обладать крепким стержнем и дубовой волей, чтобы продолжить нести её с собой по жизни. Ибо, слышит Высокое Небо, каждый следующий шаг окажется тяжелее предыдущего.

Так что подавляющее большинство людей предпочитало жизнь по-проще. Свою слабость они называли добродетелью, трусость — терпимостью, а ложь — правдой.

Хаджар снова невольно улыбнулся.

На этих трех иллюзорных столпах, порой, строились целые королевства и основывались империи.

То, о чем вещал Фен Ли, не более, чем мысли мудреца, оторванные от реальности. А реальность была такова:

— Как мне обрести ту же силу, что и те ученые? — Хаджар махнул рукой в сторону выхода во двор, откуда порой доносились отзвуки сражений.

— Вы задали хороший вопрос, генерал, — ответил мудрец спустя несколько мгновений игры в гляделки. — Вы избавлены от влияния Реки Мира, но ваша суть все еще раздроблена на множество осколков и, чтобы собрать их воедино, вам придется найти ответ на вопрос — зачем? Зачем и для чего вы сражаетесь, когда можете этого не делать.

Хаджар промолчал. Игры разума его изрядно утомили и еще больше — надоели.

— Я дам вам карту.

— Карту? — хмыкнул Хаджар. — Карта поможет мне разобраться в вашей философии?

— Карта поможет вам найти темницу, в которой заточен Ляо Фень, — буднично, словно только что не перечеркнул своими словами всю историю Безымянного Мира, ответил голем. — Только он сможет помочь вам найти ответ и только вы, тот, кто умеет проливать кровь, сможет добраться до его тюрьмы в мире, где никто не знает войны.

Глава 1872

Перед Хаджаром лег свиток, но он не спешил его разворачивать и смотреть, что внутри.

— Откуда мне знать, что это именно темница Ляо Фень, а не кого-то другого? — спросил генерал.

Фен Ли не то, чтобы удивился, а скорее, судя по внешнему виду, ожидал услышать именно то, что услышал.

— Потому что у меня нет ни единой причины тебя обманывать, — только и ответил мудрец.

Хаджар, все же, позволил себе небольшую усмешку.

— Несколько веков назад ко мне и моим друзьям пришел один странник, мудрец. Он предложил помощь в нашем общем деле, и мы ему поверили. В итоге это обошлось в слишком большую цену. А аргументы он приводил точно такие же.

Фен Ли скорбно улыбнулся. Так, как улыбаются люди, когда хотят искренне чем-то помочь или что-то сделать, но натыкаются на стену недоверия. И скорбят они не потому, что им не верят, а потому, что слишком часто сталкивались с подобным, когда мир заставил сердце человека зачерстветь.

Но Хаджар, опять же, давно не юноша и, даже, давно не старик. Он был старше полутысячи лет и видел такое, о чем даже барды не пели песен.

— А ты спроси у своего попутчика, генерал, — мудрец махнул рукой в сторону сердца Хаджара. — ведь именно он заточил Ляо Феня в темницу подводного царства.

— Что ты…

Хаджар не договорил. Он лишь успел посочувствовать, как темнота утягивает его все глубже внутрь собственного сознания.

* * *

Он шел по тесным улочкам столицы Гиртая и не понимал, что такого Ляо Фень находил среди смертных, что воспылал к ним столь истовой любовью, что пошел наперекор воли Яшмового Императора.

Вокруг Черного Генерала сновали зачастую немытые, слабые и тщедушные существа, чьи сердца точили сомнения, ложь, зависть и предательство. Это было так же ясно для взора генерала, как и тот факт, что над ним неумолимо сиял взор Ирмарила, особенно жаркого в этот день.

Генерал протянул руку под струи солнечного дождя и помял немного пальцы. Там, на Седьмом Небе, он прежде не знал ни жара, ни зноя, ни каких-либо иных чувств.

Боги и те, кто жил среди них, всего этого не испытывали.

Странные мысли…

Генерал прошел через улицы, игнорируя людей, не замечавших его присутствия. Они суетились вокруг него, подсознательно расступаясь перед его поступью безвольными волнами вдоль волнореза.

Он находился на столь высокой ступени бытия, что смертные, даже если бы стояли в упор к нему, все равно бы ничего не увидели. Их разум просто не был в состоянии осознать божественной сути.

Во всяком случае — так учили на Седьмом Небе.

Несколько детей пробежали вдоль ног генерала, уносясь дальше по улице, о чем-то крича и беспричинно смеясь. Странные создания. Похожие на взрослых особей, но, чем меньше, тем чище были их сердца, что, впрочем, не вызывало у Черного Генерала ни малейших симпатий.

Пройдя еще несколько поворотов и миновав несколько перекрестов, он пришел в парк, где они когда-то сидели с Ляо Фенем.

Тот, как и в последний раз, когда они виделись, все в той же задумчивой позе сидел на лавочке и созерцал облака, плывущие над горными хребтами Гиртая.

Старик в простых, поношенных одеяниях и в потертых кожаных сандалиях. Он никоим образом не выглядел одним из старших богов. Да и люди, иногда проходившие мимо, видели его так же четко, как и своих спутников.

Дети порой подбегали к Ляо Феню и что-то говорили ему, а он отвечал спокойно и тепло.

Когда генерал приблизился, мудрец даже не дернулся. Он все так же смотрел