— Мне все тяжелее держать под контролем себя, а ты не хочешь знать, что произойдет, когда у меня перестанет это получаться. — Он схватил ее за запястье.

— И что ты сделаешь? Снова подчинишь поцелуем? Докажешь, что можешь контролировать меня? Давай, Тревис. Двигайся по своей дорожке прямиком в ад. — Она знала, что бросает вызов. Но не ради того, чтобы он его принял, а чтобы отказался.

«Я говорил так, чтобы причинить тебе боль».

Да, именно это он и делал. Говорил такие болезненные вещи, что она теряла почву под ногами и бросала ему вызов. Вынуждала снова их произнести. Сказать, что он не хочет ее. Получить этому подтверждение.

Он с ругательством впился в нее поцелуем, и Имоджен ответила ему, притянув к себе еще ближе.

Поцелуй мгновенно перерос из яростного в страстный. Знакомый запах, вкус, сила и железная твердость переполняли блаженством, Имоджен хотелось стонать. Она и не заметила, как оказалась на кровати, а Тревис уже раздевал ее, подбираясь к самым интимным частям.

— Тревис, пожалуйста.

Он стянул с нее трусики и опустился на колени, придвинул ее ближе к себе. Жар разошелся по телу Имоджен, она едва сдерживала крик, рвущийся наружу.

Ну почему? Почему она так себя чувствует рядом с ним? Словно он объект почитания, восхваления?

Она изогнулась, вцепившись в покрывало под собой, отдаваясь волнам возбуждения, и перестала сдерживать крик. Но и крикнуть ей не удалось — напряжение было такой силы, что она задыхалась, ей не хватало воздуха. Наконец не осталось места ничему, кроме удовольствия от неожиданно сладкого оргазма.

Но этого было недостаточно, ей хотелось большего. Хотелось Тревиса целиком. Покрыть каждый миллиметр его тела своим теплом.

Внезапно он отодвинулся, моментально вызвав ее беспокойство. На секунду ей показалось, что он видит, насколько полностью она в его власти, готова отдать всю себя без остатка.

Но он сбросил пиджак и, расстегнув брюки, опустился на кровать рядом с ней, накрыл ее своим телом. Он вошел в нее с первого раза, и от знакомых ощущений Имоджен начало казаться, что она вернулась домой. Она закинула ноги ему на спину и наслаждалась ощущениями его тела внутри себя, все глубже и глубже. Как знакомо. Как грубо. Как приятно.

Да, это была настоящая дикость, но именно в этой ярости и даже свирепости она сейчас нуждалась. В ощущении спокойствия и властности, исходивших от его тела, в волнах удовольствия, которые едва не разрывали ее тело на части. Ей не хотелось, чтобы он останавливался, но сложно было вынести такой градус напряжения.

Она впилась ногтями в его рубашку, пытаясь прижать его к себе еще ближе.

Перед глазами мелькнула вспышка, ей показалось, что она падает. Превращается в сгусток энергии, а потом оказывается во всех придуманных когда‑либо измерениях, забирая туда его до последней молекулы; они смешиваются друг с другом и распространяются по всей вселенной, так что больше ничто не может их разлучить.

Тревис чувствовал, что Имоджен все еще вздрагивает от последних волн оргазма и задыхается, но боялся открыть глаза и встретиться с ней взглядом, показать, чем для него стало это слияние. Она продолжала откликаться даже на поцелуй в плечо, но ему все равно было стыдно. Он был слишком жесток. Несдержан. И не только…

— Я не использовал презерватив. — Он заставил себя выйти из нее и перекатился на другую сторону кровати. Как же остро ощущается потеря ее тепла, мягкости и запаха. Как же страшно, что его отвергнут.

— Мне стоит беспокоиться?

— По поводу болезни? Нет. — Такое произошло впервые, обычно даже во время их брака он пользовался защитой. Он проходил регулярное обследование, но… — Ты принимаешь таблетки?

— Выпью одну завтра утром.

Так и стоило сделать, но почему‑то ему этого не хотелось. Сказать об этом он не успел, Имоджен уже села на кровати. Платье почти не пострадало, ей было достаточно надеть трусики и поправить макияж — и никто не догадается, что что‑то случилось.

Она вернулась из ванной, и у него екнуло сердце — за макияжем угадывалась бледность, а сама Имоджен избегала встречаться с ним взглядом.

— Имоджен. — Он протянул руку, что‑то в ее позе не давало приблизиться достаточно, чтобы дотронуться. — Ты в порядке?

— Конечно. — Имоджен подняла глаза, и в них читалась готовность подчиниться. Совсем как после поцелуя в магазине, она снова чувствовала необходимость обороняться. — Мы не хотим, чтобы кто‑то узнал. Нужно выйти. — Она проигнорировала его руку, отперла засов и вышла на палубу одна.

Он немного замешкался, чтобы расправить покрывало; вместо того чтобы держаться за момент их страсти обеими руками, он пытался уничтожить малейшую улику и ненавидел себя за это еще больше.

«Ты не хочешь меня. Почему ты думаешь, что захочет кто‑то другой?»

Эти слова его удивили. Почти как в ночь после свадьбы, когда он узнал, что она девственница. Она отвечала даже на самые легкие его прикосновения так, что сложно было поверить в ее неискушенность. Тогда она сказала, что ей никто не понравился. Ему хотелось расспросить подробнее, но он понимал, что сексуальное прошлое — не лучшая тема для влюбленных.

По меркам ее стандартов его прошлое казалось пошлым; особенно если учесть, что она начала думать, будто он ее не хочет.

«Я говорил так, чтобы причинить тебе боль».

«И это сработало».

Ему было страшно, что своими словами Тревис убил те малейшие чувства, которые она могла испытывать к нему. Весь вечер он ругал себя за то, как обошелся с тем, что имело такую большую ценность.

И в то же время он не мог избавиться от ревности, на которую не имел права. Но даже глаза Витто слегка загорелись при виде Имоджен, а ведь Тревис на 10 000 процентов предан Гвин. Каждый смотрел на Имоджен, но не потому, что она была загадочной бывшей женой Тревиса, а потому, что на нее невозможно не смотреть.

Тревис гордился возможностью стоять рядом с ней, но им овладевал ужас. Он хотел ее — как и все остальные. И ничего не давало ему прав на нее, ну разве что кроме того, что она хотела отплатить ему за помощь.

Об этом Тревис думал, когда увидел мать, которой захотелось узнать о пассии сына. Ее присутствие напомнило ему, как условна любая моногамия. Не имело значения, как сильно он хотел Имоджен. Обладать ею он не мог. Не навсегда. Не так, как ему бы хотелось.

И то, как мило Имоджен общалась с его матерью, переполнило чашу его терпения.

Нет, Тревис не настолько мелочен, чтобы продолжать наказывать мать. Имоджен попала в точку, указав ему на страх неидеальности. Но тогда его одолели животные инстинкты, и он уже не мог не ответить на брошенный ему вызов, на предложение поцеловать.

Он пытался контролировать ее, но его злило, что это невозможно. Едва он коснулся ее, как уже не мог ни о чем думать. Ни о чем, кроме удовольствия. Сперва ее, потом своего.