— Я был лучшим легкоатлетом в школе, руководил переговорной командой, играл на саксофоне и организовал ремонтные работы в доме престарелых после того, как его разрушил ураган.

— И встречался с лучшей чирлидершей? — Точная догадка, но он не собирался подтверждать ее.

— По выходным я работал в офисе отца и помогал с контрактами по передаче прав собственности. Ты не имеешь права пропустить хоть одну запятую в них. Два года подряд меня выбирали лучшим учеником. Моя жизнь была безупречной, насколько вообще возможно, меня ожидало блестящее будущее.

Он сглотнул, приближаясь к самой сложной части.

— А потом у матери случилась интрижка. Она разбила сердце отца и оставила меня с клубком слухов, как раз когда я заканчивал старшую школу. Отец едва не потерял бизнес, а мне пришлось отказаться от всех дополнительных занятий, чтобы помогать ему.

Имоджен перестала улыбаться и с сочувствием посмотрела на него.

— Болезнь?

— Алкоголь.

— Мне так жаль.

Ему не нужна ее жалость, это не терапевтическая сессия. Он просто объясняет.

— Оценки ухудшились, меня дважды выгоняли из школы за драки. Я ненавижу сплетни и желтую прессу, Имоджен. И еще больше ненавижу разбираться с последствиями. Чтобы этого не случилось, я предпочитаю контролировать себя и все вокруг.

— Я заметила это. Ты никому не раскрываешь карты, что позволяет тебе всегда быть впереди на один ход.

— Ты знала, что меня это зацепит? Что ты смешала разные игры в одном предложении?

— Ну может, есть игра, в которой используются и карты, и поле. — Воплощенная невинность.

Вот что его так цепляло в ней. Эти поддразнивания. Возможность посмеяться над собой. Вероятно, поэтому он так и не стал преданным ей до конца — не мог подчиниться подобному своенравию, жить в неопределенности с женщиной, в которой нельзя быть уверенным на 100 процентов. В какие‑то моменты ему даже хотелось запереть ее, удержать внутри, но он быстро понял, что это невозможно.

— Ты была права, когда говорила, что я не ждал долговечности от нашего брака.

Она перестала улыбаться и взялась за дверную ручку, словно размышляя о возможности уйти. В помещении было тепло, но Имоджен резко побледнела и прикусила губу.

— После краха родительского брака я не хотел, чтобы на мне было хоть какое‑то пятно из‑за нашего разрыва. — Возможно, он даже спровоцировал какие‑то моменты, чтобы неизбежное наступило быстрее. — Мы очень разные, Имоджен.

— Я неидеальна.

— Ты творческий человек, это неплохо.

— Ты тоже творческий.

— В рамках.

— В правильных рамках.

От ее слов все внутри переворачивалось.

— Но тогда почему? — Она не смогла договорить и отвернулась.

Как художник, он любовался ее красивым профилем, шеей, женственным телом. Тонкая работа. Ей даже не нужно было стараться, чтобы выглядеть красиво. Мысленно он запечатлел ее, чтобы использовать эти линии в работе. Муза. Ему хотелось запоминать и сохранять моменты, которые она создавала; звук ее смеха, аромат в комнате, которую она оккупировала. Занести каждое воспоминание в книгу, хранить их в безопасности. Но он не мог. Не тогда — и уж точно не теперь. Такую женщину невозможно хранить только для себя. Это неправильно.

Со второй попытки, ей хоть и с трудом, но удалось закончить вопрос.

— Почему сейчас ты хочешь показать свою непра вильную бывшую жену публике? Разве не должна я сидеть за закрытыми дверями?

В своей комнате, без ужина.

Ему стало трудно дышать, напряжение росло и заковывало его в броню.

— Ситуация с Гвин произошла, когда я расширялся и залез в долги ради крупного проекта в Южной Америке.

— Собор.

— Католическая церковь, да. Можешь представить, как они были довольны, что моя сестра оказалась в центре скандала с провокационными фотографиями и интрижкой с банкиром. Пожалуйста, никогда не говори ей, насколько плохо все было на самом деле. Ей пришлось гораздо тяжелее, но стало очевидно, что клиентам очень важен мой имидж. Когда закончатся каникулы, я приступлю к завершению проекта на Гавайях. Я не могу рисковать потерей их доверия из‑за личных проблем.

— И ты выбираешь одеть меня понаряднее, следить за моими манерами и прибирать за мной беспорядок?

— Я знаю, что часть этого беспорядка — моя вина, Имоджен.

— Потому что ты не должен был жениться на мне. — Внезапно она резко дернулась и прижала к губам большой палец.

— Ты что, порезалась? — Как? Вот уж и правда ходячая катастрофа.

— Нет. — Она спрятала руку. — К которому часу я должна быть готова?

— Дай посмотреть.

— Я большая девочка и могу решить свои проблемы. — Сделанное под аккомпанемент оповещений от писем от юриста, заявление звучало абсурдно, но она этого не слышала. Или просто сделала вид.

Тревис решил уступить и остался на месте.

— Нас ждут к семи. Пластырь в ванной комнате.

«Тебе идет».

Имоджен едва сдерживалась, чтобы в очередной раз не одернуть платье, продолжая прокручивать в голове его комплимент. Это что, попытка позаботиться о ее хрупкой самооценке? Констатация того, что она идет на поправку и уже не выглядит как смерть? А может, он действительно имел это в виду?

Или проявляет вежливость, и ей действительно идет. Она всегда была симпатичной, а благодаря макияжу и убранным в прическу волосам и вовсе выглядела настолько хорошо, насколько могла. Креповое платье фиолетовых и кремовых оттенков с молнией во всю длину подчеркивало фигуру. На великолепных бежевых туфлях небольшие кристаллики складывались в цветастые узоры, а каблуки сверкали и переливались. Роскошная классика с налетом дерзости.

Ей отчаянно хотелось стукнуть ими друг о друга и проверить — вдруг это решит ее проблемы. С другой стороны, в этом мире, где можно заменить сумочку матери полудюжиной дизайнерских сумок, тоже неплохо. Даже в лучшие дни никогда на ее счете не было столько денег, чтобы купить этот модный клатч, расшитый жемчугом с узорами пейсли и с блестящей застежкой.

Была ли хоть капля эмоций в его голосе, когда он отвесил ей тот краткий комплимент? Или ей так отчаянно хотелось хоть раз не чувствовать вины, что она себе это придумала? Может, он выдавил из себя эти слова? Из жалости? И она в такой яме, что ей этого достаточно?

— Остальные гости уже здесь. Позвольте провести вас. — Официант жестом указал в другую часть ресторана, где из‑за столиков открывался вид на Центральный парк.

— Остальные?

— Мой друг с женой, я пригласил их, потому что они хотят нам помочь.

Нам? Он ее репутации не нанес никакого вреда, это она его вовлекла в эту грязь. Видимо, она пошатнулась, потому что рука Тревиса внезапно подтолкнула ее вперед. Мать тоже так делала, когда хотела, чтобы Имоджен поприветствовала вернувшегося из командировки отца поцелуем и объятиями.