Ага, на улице, причем совсем на другой! Очень умно! И к томуже сразу кинулась проявлять и печатать эту фотку! Не ожидал от тебя такойчухни, Малыга!

Может, ты и прав, — не стала обижаться Маня. — Нокак я ей его опишу?

Тоже мне проблема! Скажешь — гнилой шмендрик, она сразувъедет!

Вообще-то Леха прав, — засмеялся Гошка, — лучше,чем гнилой шмендрик, про него не скажешь. Да и вообще, не в этом дело. Какстранно все запуталось… Надо нам спокойно подумать вот о чем. Если Елизавета неИраида, можешь говорить с ней спокойно, а вот если Ираида… Тогда железнодержись своей легенды. Случайно узнала, предупредила, и все! Даже не вздумайзаикнуться, что тебе хоть что-то известно.

Мог и не предупреждать, сама понимаю! — буркнула Маня.

Не, Малыга, ты все равно язык за зубами держи! Даже если онане Ираида… мало ли. Нам же надо выяснить все-таки, кому понадобилось Маргариткушантажировать, а то мы про нее уже почти забыли.

Точно! — кивнул Гошка.

Сама понимаю. Но мне почему-то кажется, что она нормальнаятетка, эта Елизавета. По голосу. Голос у нее приятный.

Ну, ты даешь! Мало ли какой голос! Бредятина, Малыга!

Гошка, ты можешь пойти со мной, я сказала, что приду сбратом…

Нет, иди лучше одна. Лишнее это, — поморщилсяГошка. — А мы лучше тут побудем, подождем тебя.

Слушай, не знаю, как вы, а я сейчас коньки отброшу, такжратеньки хочется! — простонал Леха.

Вообще-то да, — согласился с другом Гошка. —Перекусить не мешает!

Пошли, пирожков каких-нибудь купим, — предложила Маня,которой вдруг тоже захотелось есть.

— Да, нелегкая вообще-то жизнь у сыщиков, —заметил Леха, стряхивая крошки с футболки. — Бегаешь, как жучка, дажепоесть нормально не получается. Я все-таки, наверное, сыщиком быть не хочу.

— Тогда почему за нами таскаешься? — не без ядаспросила Маня.

Так интересно же! И потом, когда все распутаешь, кому-топоможешь, на душе такая удовлетворенка… Кайф!

Леха, ты какой-то непоследовательный, — хмыкнул Гошка.

Просто я думаю, что пока нам все-таки везло, все удавалось,но ведь когда-нибудь пруха кончится, и тогда будет так кисло… так хреново…

Надо просто верить, что все получится! — твердо заявилаМаня.

А если не верится?

Тебе не верится? Во что? В то, что мы найдемшантажистку? — рассердилась Маня. — Найдем, я просто уверена, чтонайдем! А если ты не веришь, езжай домой! Нам пессимисты не нужны!

Маняша, ты не злись, — примирительно сказалГошка. — У Лехи просто пирожки еще в пузе не осели, а как осядут, он тожево все хорошее поверит.

Ну, Гуляев, ты даешь — пирожки в пузе не осели! —расхохотался Леха. — Но, как говорят, доля правды в твоих словах есть. Я,когда голодный, злиться начинаю. Есть такой грех, а сейчас вроде жизнь ужевеселее кажется, тем более пирожки классные были!

Время пролетело быстро. Маня собралась идти к Елизавете.

Значит, со мной не пойдешь? — спросила она Гошку.

Нет. Зачем? У тебя одной лучше получится.

Маня решительно вошла в подъезд.

Женщина, открывшая ей дверь, ничем не напоминала ИраидуКерженцеву. Маня незаметно перевела дух.

Здравствуйте! — улыбнулась она.

Заходи, девочка. Как тебя зовут?

Маня.

Женщина очень пристально на нее посмотрела, словно что-топрипоминая. Но ничего не сказала. Провела Маню в большую комнату, обставленнуюстаринной мебелью. Книг в ее квартире тоже было много.

— Садись. Рассказывай!

Маня еще раз повторила все, что видела и слышала.

А как они выглядели, во что были одеты?

Ну, один — обычный парень лет двадцати, наверное, в черноймайке с надписью «У вас губа не дура!». Волосы у него темные, каштановые, оченькоротко стриженные, на левой щеке родинка небольшая, нос картошкой, глазамаленькие, цвет не разберешь. Плечи широкие, накачанные. А второй… как бы этосказать… Он такой гнилой шмендрик…

А татуировка у него на руке есть?.

Да! Есть!

Какая, ты не заметила?

Заметила! На левой руке повыше запястья какая-то надпись. Ночто написано, я не разглядела.

Очень интересно, — тихо проговорила женщина.

Вы его знаете? — удивленно спросила Маня.

Боюсь, что да. Я только не думала, что он… Да ты, девочка,права, он действительно гнилой шмендрик. Надо же, ты как только это сказала, ясразу поняла, о ком речь… Что ж, будет мне урок, нельзя связываться с такимитипами, у него же все на его поганой морде написано. Ну ничего, я снимразберусь!

Вы теперь на него в милицию заявите, чтобы поймать споличным, да?

Ты, я вижу, детективы любишь?

Люблго, кто ж их не любит!

Слушай, а твоя фамилия случайно не Малыгина? — вдругспросила Елизавета Платоновна.

Маня от неожиданности рот раскрыла:

Откуда вы знаете?

Значит, я не ошиблась? У меня отличная зрительная память! Янедавно у отца твоего была и видела твою фотографию. У тебя ведь еще сестраесть, верно?

Верно. А вы папу знаете?

Я у него брала интервью. Помню, еще он мне фотографию дочекпоказывал, а я подумала: какие разные девочки, одна красавица, а другая,наверное, умница. А ты и вправду умница! Да ты не огорчайся, умной в нашейжизни быть лучше, чем красивой, к тому же через годика три-четыре неизвестноеще, за кем парни больше бегать будут, за твоей сестрой или за тобой. У тебячерти в глазах пляшут, это очень ценное качество. Но подумать только, дочего жетесен мир! Вот брала интервью у знаменитого артиста, а через две недели егодочка ко мне с таким делом явилась. Это папа такой неравнодушной тебя воспитал?

Мама! — твердо ответила Маня.

Елизавета Платоновна улыбнулась. И вдруг ужасно понравиласьМане. Она почувствовала, что этой женщине можно доверять.

Ну, Манечка, пойдемка на кухню, я тебя чаем хоть напою. Уменя пирожные вкусные есть.

Спасибо, с удовольствием, — быстро согласилась Маня.

А у тебя в соседнем подъезде мальчик живет, я правильнопоняла?

Нет, я это придумала, для вашей соседки!

То есть как? — нахмурилась Елизавета Платоновна. —Что это значит?

Это очень сложная история… Понимаете, я вообще-то вас ждала,а потом вдруг услыхала разговор и поняла, что надо торопиться. Вот и пошла квашей сеседке и придумала про свиданку…