class="p1">Так это что же получается? Если потусторонний мир все-таки существует, мир, в котором обитают ангелы и демоны, а также души людей, то в действительности никогда не было никаких чертовок, дьяволиц, демонесс, бесовок и суккубов как таковых? Неужели многие люди все время просто обманывались? И мы на это ответим: да. Если мы сейчас очутимся в аду, то некоторые из нас, к удивлению своему, никаких демонов женского пола там не обнаружат. Соблазнительницы из потустороннего мира, конечно, есть, и они всегда были, но это были лишь сами демоны, которые обращались в женщин, чтобы соблазнять и искушать мужчин. Поэтому не все, кто верил в суккубов, обязательно обманывались. Обманывались лишь те, кто считал, что существуют суккубы как таковые.

Поскольку Воланд и его присные – это не люди, то естественным образом так получилось, что в таком достаточно большом романе у читателя нет никакой возможности при чтении смотреть на мир или других персонажей глазами демонов, а главное – видеть их мысли, чувства, переживания и весь внутренний мир. Что творилось внутри всех четырех духов, никто из нас точно не знает. Мы можем об этом судить лишь по их поведению. Вспомнить только, что однажды говорил в Грибоедове не чаявшей беды гражданке Коровьев, указывая на голову Бегемота: «Почем вы знаете, какие замыслы роятся в моей голове? Или в этой голове?» (гл. 28). В тексте романа просто нет выражений следующего вида: «Воланд стал переживать за Бегемота», «На сердце Азазелло пришла легкая грусть», «На душе Коровьева была неслыханная радость», и: «Бегемот стал беспокоиться за своего повелителя». В романе, конечно, есть подобные выражения, но все они без исключения являются лишь прямой речью демонов. Так, по 24-й главе, Коровьев говорил о своем сердце: «Что-то сосало мое сердце!», или: «чует сердце, что придут, не сейчас, конечно, но в свое время обязательно придут», а пожаловавшись Никанору Ивановичу на интуристов, Коровьев говорил: «Верите ли, всю душу вымотали!» (гл. 9). Но ясно, что никакой души, а вместе с нею и сердца у него нет. Так он выражался лишь затем, чтобы больше казаться людям человеком.

Чтобы увидеть наглядно, чьими глазами читатель смотрит на все происходящее в каждой главе, приведем третью соответствующую таблицу, где имя, выделенное жирным шрифтом, будет означать лицо, за которое наиболее сильно переживает читатель:

По этой таблице видно, что есть главы, в которых читателю не в кого вселиться своими умом, сердцем и душою, чтобы всецело переживать за описываемое. События таких глав переданы несколько отвлеченно. В 5-й главе «Было дело в Грибоедове» читатель только на короткое время видит себя на месте швейцара, которому пришлось отвечать перед Арчибальдом Арчибальдовичем из-за ворвавшегося в ресторан обезумевшего поэта. Есть, как видно, и такие главы, где читатель переключается с одного персонажа на другого, что особенно касается уникальной в этом роде 18-й главы, в которой такая смена происходит целых три раза: сначала читатель переживает за дядю Берлиоза, затем – за буфетчика Сокова, а в последнюю очередь – за профессора Кузьмина. Здесь еще стоит отметить тот очень важный факт, что события ершалаимских глав прочувствованы самими героями глав московских: суду Пилата сочувствовали Берлиоз и Иван, тот после встречи с Мастером видел во сне стенания Левия Матвея, а через Маргариту прошел тот же Пилат и обманутый Низой Иуда, когда у нее появилась первая возможность снова прочесть рукописи Мастера. А самое важное в этой таблице именно то, что в ней совсем не встречаются имена Воланда и членов его свиты. Даже та единственная в своем роде 29-я глава, где мы видим диалог Воланда в присутствии Азазелло с Левием Матвеем, а затем разговор князя тьмы с бесовской парой, не имеет в себе лица, за которое возможно читательское переживание. Демоны в романе «Мастер и Маргарита» – это, таким образом, те, за кем может наблюдать и на кого может смотреть читатель, но и те, кому тот совершенно не может сочувствовать.

Но если Воланд, Азазелло, Коровьев и Бегемот в наших глазах такие одинаковые и вызывают к себе с нашей стороны равное отношение, и при этом существуют вне полового деления, потому что не принадлежат даже к мужскому миру, а также имеют непроницаемую завесу, из-за которой нам невозможно им сопереживать и видеть их мысли, то что же все-таки делает их духами? И понять это совсем нетрудно. Как, например, понять, кто мы такие? Разумеется, для этого нужно посмотреть на нас не в отдельности, а при взаимодействии с другими людьми, чтобы обнаружить между нами что-то такое общее, за что мы и принадлежим к человеческому роду. Если же мы посмотрим не отдельно на каждого демона, а на всех четверых сразу, то мы увидим, что их связывают отнюдь не человеческие отношения, и это понятно: ведь они не люди. Чтобы между ними было человеческое общение, им необходимо быть людьми. А что такое человеческие отношения, как не сама любовь, которую можно было бы назвать человечностью? В самом деле: стоит только приписать Воланду дружбу или любовь как он тут же, тут же (!) очеловечится, то есть перестанет быть дьяволом. А в результате этого он становится целиком, полностью, всецело таким же, как Афраний, который в таком случае будет отличаться от Воланда только голосом, внешностью, одеждой и характером, в сущности же, они будут тождественны друг другу. Они будут между собою различаться только так, как, допустим, отличается Мастер от Берлиоза или Маргарита от Наташи, а не как Иван – от Бегемота или Рюхин – от Азазелло. Мы прекрасно видим, что на фоне людей из романа Воланд и его присные – это не люди, что, впрочем, нам и так известно. В итоге мы пришли почти к тому же самому выводу, который мы озвучили в 1-й главе. Только там мы сказали, что Воланд как дух не знает любви между мужчиной и женщиной. Теперь же мы уже утверждаем, что Воланд не знает любую вообще любовь и все ее разновидности, вроде дружбы, знакомства или приятельских отношений.

Вот что значит быть для Воланда духом. Дьявол, по мысли Михаила Булгакова, – это вовсе не человек, чтобы ему ведать любовь. Он всего лишь дух, который при этом для нас является сатаною.

А теперь, немного осветив образ булгаковского дьявола, перейдем к основному вопросу о цели его визита в Москву. Как мы выяснили, события романа обычно описываются так, словно их рассказывает какой-то человек – все происходящее