романа. Все сложилось, можно сказать, удачно. Правда, Иван, найдя всему произошедшему убедительные объяснения, все не может успокоится от вопроса, кто же такой Воланд, потому что Ивану все понятно в описанной в его романе истории: кто такой Мастер, кто такая Маргарита, кто такой Берлиоз и все остальные. Но кто же такой Воланд? Он-то откуда взялся? Чего же он добивался, когда свел Ивана с Мастером? Всего один вопрос не дает Ивану ни минуты покоя. Всего один вопрос не дает ему возможность завершить роман: «…так кто ж ты, наконец?». И ему в душевных муках и переживаниях слышится ответ Воланда: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо».

Нечто подобное Иван испытал и раньше:

«Подремав немного, Иван новый ехидно спросил у старого Ивана:

– Так кто же я такой выхожу в этом случае?

– Дурак! – отчетливо сказал где-то бас, не принадлежащий ни одному из Иванов и чрезвычайно похожий на бас консультанта» (кстати, этот пример – самое лучшее объяснение того, как Иван стал постоянно «слышать» ответ Воланда на тот самый вопрос всей своей жизни).

Вот с какой целью Воланд посетил Москву – ему нужен был Иван, чтобы познакомить его с автором романа о Пилате. Каждый из нас, встретившись с Мастером и имея творческий дар, засвидетельствовал бы это знакомство на бумаге. Иван пишет роман о своем соседе и его возлюбленной, которую зовут Маргарита. Включает бывший поэт в свою книгу и историю на Патриарших прудах, с которой все началось и благодаря которой произошла встреча с Мастером в психиатрической клинике. По такому пониманию «Мастера и Маргариты» выходит, что в книге Михаила Булгакова беседа на Патриарших и знакомство с автором романа о Пилате – являются ключевыми, а все остальное, что описано автором, есть только следствие этих двух самых важных событий, вокруг которых все происходит и разворачивается.

У Ивана Понырева, этого бывшего поэта Бездомного, есть все, что свидетельствует в пользу его авторства «Мастера и Маргариты»: талант есть, знания есть, образование есть, мотив есть, искреннее желание есть, сведения о событиях Москвы от свидетелей, очевидцев и пострадавших есть, ревность есть, инфернальный лунатизм есть, причинно-следственная связь к этому есть, все основания так полагать есть. Все есть! А противоречий при этом никаких нет. Что же можно сказать против того, что Иван – это Правдивый Повествователь? Ровным счетом ничего! Все говорит громко и основательно за него! Ничто ровным счетом не мешает ему на свете написать этот злополучный роман! Что еще тут нужно? Даже возможность написать роман о Мастере и Маргарите тоже есть! Вот зачем в первую очередь Воланд навестил Москву – свести Ивана с Мастером, а прочие его цели уже вторичны.

***

Итак, когда нас спрашивают: «верно ли я понимаю роман «Мастер и Маргарита»?», отвечаем: «если тебя твое толкование приводит к вопросу Ивана: «так кто ж ты, наконец?», то ты находишься на верном пути».

4. Старый софист: всякий вопрос содержит в себе какое-нибудь признание

В чем признается человек, когда спрашивает другого, что бы делало добро, если бы не существовало зла? В чем человек обличает себя самого перед другим, когда ставит такой вопрос? Что можно прочесть между словами в этом вопросе?

В 29-й главе «Судьба мастера и Маргариты определена» в разговоре Воланда и Левия Матвея с какой-то не совсем понятной целью затронута тема наличия зла в мире. Ведь бывший сборщик податей явился к дьяволу лишь затем, чтобы передать просьбу Иешуа взять с собою Мастера и Маргариту и даровать им покой, а не затем, чтобы вести спор с сатаной. А тот трудный вопрос, который был задан Левию Матвею, Воланд задал лишь потому, что выпал удобный и удачный для этого случай. Этого вопроса могло и не быть, Михаил Булгаков мог его и не ставить, однако он его зачем-то все-таки ввел в разговор сатаны и посланника света. Вот что здесь непонятно и не совсем ясно. Неужели мы должны приветствовать сатану и не бороться со злом, чтобы не было одного голого добра? Разве мы должны примириться с тем, что на земле царит насилие, беззаконие и несправедливость? Или все-таки автор ввел эту софистику с какой-то другой целью?

Этот вопрос поставлен в первой части диалога. Вот как она выглядит:

«Но тут что-то заставило Воланда отвернуться от города и обратить свое внимание на круглую башню, которая была у него за спиною на крыше. Из стены ее вышел оборванный, выпачканный в глине мрачный человек в хитоне, в самодельных сандалиях, чернобородый.

– Ба! – воскликнул Воланд, с насмешкой глядя на вошедшего, – менее всего можно было ожидать тебя здесь! Ты с чем пожаловал, незваный, но предвиденный гость? – Я к тебе, дух зла и повелитель теней, – ответил вошедший, исподлобья недружелюбно глядя на Воланда.

– Если ты ко мне, то почему же ты не поздоровался со мной, бывший сборщик податей? – заговорил Воланд сурово.

– Потому что я не хочу, чтобы ты здравствовал, – ответил дерзко вошедший. – Но тебе придется примириться с этим, – возразил Воланд, и усмешка искривила его рот, – не успел ты появиться на крыше, как уже сразу отвесил нелепость, и я тебе скажу, в чем она, – в твоих интонациях. Ты произнес свои слова так, как будто ты не признаешь теней, а также и зла. Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом? Ты глуп.

– Я не буду с тобой спорить, старый софист, – ответил Левий Матвей.

– Ты и не можешь со мной спорить, по той причине, о которой я уже упомянул, – ты глуп, – ответил Воланд».

Заметим мимоходом, что Воланд опять использует свой излюбленный прием: он ничего не доказывает, хотя в его словах есть собственные рассуждения по предмету, а ставит очень умело вопросы, сбивающие собеседника с толку. В этом его основная сила, благодаря которой ему удалось одержать верх в разговоре с литераторами на Патриарших прудах и заставить замолчать бывшего сборщика податей, а также озадачить этим оправданием зла будущего читателя Правдивого Повествователя. Заметим также здесь одну странность, обусловленную,