ослабляется. Не сама благодать возрастает или умаляется, ибо она неизменна, а то, насколько мы приобщаемся ее действий. Мы не перестанем призывать Божественную помощь для того, кто страждет, и будем делать это в соответствии с тем состоянием, в котором находимся. Бог ради нашего приношения, которое является жертвой любви, помилует страждущего.

Однако лучше молодым и немощным[94] этого не делать, дабы вновь не приводить себе на память старые воспоминания и расположения, которые для них еще живы и хранят опасность.

Искушения и скорби

«Радость утешает, но не приближает к Богу. Она обманывает тебя, и ты забываешь об узком пути, о несении креста. Я много раз от большой радости получал вред. Скорби, искушения и утеснения очищают тебя, и ты ощущаешь близость Бога. Крест соделывает тебя смиренным и приносит воскресение. Разве ты не слышишь, что поется: “…се бо прииде Крестом радость всему миру”?[95]

Наша жизнь здесь является непрестанным мученичеством. Тесный и узкий путь[96] является единственным путем, ведущим на небо. Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие (Деян. 14, 22). Вкусил я, братия мои, — я не хвалюсь — и сладость рая, и горечь ада. Я поднялся к высотам неба, но и спустился потом даже до преисподних глубин и тартара геенны».

Сознательный монах на опыте последовательно познает и распятие, и воскресение. Иногда предшествуют скорби, а за ними следует утешение, иногда — наоборот. У тех, кого осеняет благодать, во время подвига случается и то и другое, но по большей части они вкушают горечь крестоношения. Справедливо мы научаемся тому, что если мы с Ним умерли, то с Ним и оживем (2 Тим. 2, 11).

У судеб Божиих есть и более глубокий смысл. Так Творец по Своей всепремудрости вершит таинства Своего Промысла. Мы видим, что апостолам благодать была дана вначале даром, потому что они были основой нового откровения, строительства Церкви. Потом апостолы подъяли крест в многочисленных гонениях, скорбях и мучениях, которые претерпели от неверующих народов, призываемых ими к благочестию.

Нашего старца Иосифа вначале предварила благодать, а затем последовал крест, весьма суровое житие, в котором должно было получить свое завершение его исповедничество как верного раба, а не наемника.

Это образ сурового жития в своей полноте. Но бывает и частично суровое житие, свойственное любому подвизающемуся человеку, желающему принять участие в таинстве веры и Божественных заповедей. На поприще покаяния, на котором каждый верующий человек мобилизует свои силы в соответствии со своей верой, ревностью и характером, он на опыте испытает то, как скорбь сменяется утешением и наоборот.

Эти изменения являются законными явлениями жизни по Богу, а вовсе не приходят от психической неуравновешенности или превратностей жизни. Они даже полезны, потому что укрепляют духовный характер подвижника и уверяют его в том, что он находится на правильном пути. Тогда с дерзновением он говорит: Сия вся приидоша на ны, и не забыхом Тебе… вменихомся яко овцы заколения (Пс. 43, 18, 23).

Как-то он[97] рассказал нам, как дважды претерпевал одно тяжелое искушение, препятствовавшее ему совершать литургию. Несмотря на свои настойчивые просьбы, он не был услышан Богом. Тогда он обратился к Ангелу-хранителю и с укором сказал ему:

— Разве ты не послан для того, чтобы охранять меня и помогать мне? Почему не подаешь ты мне помощь в этом испытании?

И правда, искушение тотчас прошло, и он совершил литургию. Дух отчаяния приносит самые тяжелые мучения. Я желаю этим духовным бойцам[98], чтобы их никогда не оставляли терпение и настойчивость. Блажен человек, егоже аще накажеши, Господи, и от закона Твоего научиши его (Пс. 93, 12).

Блаженный старец часто указывал на терпение как на непременное средство спасения в скорбях. Он рассказывал нам о суровом образе жизни нашего старца Иосифа, который был словно заключенный во гробе. Рассказывал он и о некоем ином старце — Гаврииле, который испытывал желаниепричащаться каждый день. Этот старец держал крайне строгий пост, вызывавший естественные трудности. Однажды его боль и страдания превзошли естество, и он возвел очи свои горе, на небо. Неожиданно подвижник получил некое утешение и начал восклицать: «Цветы, цветы, благоухание!..» — и на этих словах предал свою блаженную душу подлинным цветам вечности.

Телесная болезнь и лечение

И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова (2 Кор. 12, 9).

С юного возраста отец Ефрем страдал аллергией. Он показывал нам свою ногу, которая всегда была покрыта красными пятнами. Когда усталость нарастала, тогда нога краснела больше и передавала симптомы болезни и другим частям тела.

Когда с нами приключались скорби по причине болезни или по какой-либо иной причине и вызывали у нас страх и уныние, он утешал нас, рассказывая один случай из собственной жизни, и укреплял наш дух, поддерживая и нашу ревность.

«Как-то раз, — рассказывал он, — эта аллергия внезапно усилилась у меня. По причине телесных трудов (ведь я ухаживал за двумя старцами) тело мое покрылось большими прыщами, которые страшно чесались. К тому же покраснели и мои глаза и почти что все лицо мое изменилось до неузнаваемости.

Я потихоньку добрался до нашей церквушки и с болью стал плакать перед иконой Божией Матери.

— Панагия[99] моя, — говорил я Ей, — сейчас я напомню Тебе Твои собственные слова, которые Ты говорила нам в утешение, что Ты являешься и навсегда останешься нашей Покровительницей, Питательницей и Целительницей. Куда прибегнуть теперь мне, смиренному, чтобы найти утешение?

Тотчас я почувствовал в своей душе мир, облегчение, и все тело мое стало легким и подвижным. Я начал двигаться и ходить с легкостью! Этого было достаточно. Я вновь обрел здоровье и желание продолжать ухаживать за своими старцами».

Какую силу получали мы, когда он столь живо рассказывал нам о том, как приходит благодать, если призывать ее с верой! Старец Ефрем питал огромную любовь к Божией Матери. «Как мне быть? — говаривал он. — Часто во время литургии я не могу даже произнести Ее имени. Призывая Ее, я ощущаю в себе горение сердца».

«Однажды к нам в каливу пришел хороший певец из келии Данилеев[100]. Нам посчастливилось отслужить с ним литургию:

— Пожалуйста, отец Даниил, спойте “Достойно есть”…

И он спел. Знаете, что я сказал тогда?

— Ты, отец Даниил, поешь и воспеваешь Бога, прославляешь Его своим прекрасным голосом и чудным пением. А я ничего другого не могу Ему принести, кроме своей боли, которую чувствую