— Вот, отец Ефрем, какие монахи у старца Иосифа! Они целый день срезали гроздья и не положили в рот ни одной виноградины. Я говорил им: «Ешьте, отцы, есть на то благословение». А они: «Прости, отче, сейчас не время трапезы».

Однажды, когда я уходил из каливы отца Ефрема и прощался с ним, он попросил меня отправить одно письмо, на конверте которого он в тот момент писал адрес. Но чернила в ручке кончились, и я дал ему свою, чтобы он дописал адрес. Закончив, он похвалил мою ручку, потому что она очень хорошо писала. Тогда я сказал, чтобы он оставил ее себе. Он не согласился, но попросил купить ему такую же. Я пообещал ему сделать это в скором времени. Попрощавшись с ним, я пошел в Новый Скит, где тогда жил. Ночью, около полуночи, когда мы молились во дворе келии, я услышал стук в дверь и пошел открывать. К своему удивлению, я увидел отца Ефрема, который с настойчивостью попросил меня: «Иосиф, пожалуйста, не заказывай мне ручки, о которой мы говорили, потому что я не взял на то благословения своего старца» — и тут же ушел. Но причина была не в благословении его старца, который был болен и не способен к общению. Подлинной причиной отмены заказа являлось отречение от угождения себе в том, чего ему хотелось. Поэтому-то он и отправился в путь, занимавший около двух с половиной или трех часов, да еще в глубокую ночь.

Киновиальная жизнь

«Я расскажу вам то, что еще помню, начиная от нашего корня, старца Иосифа, чтобы вы стали продолжателями дела и наследниками обетований. Вы очень хорошо знаете, что Старец наш был крайне строгим безмолвником и делателем умной молитвы. Однако, закладывая фундамент нашей духовной жизни, он учил нас не безмолвию и умной молитве, а общему жительству и послушанию. Не будет преувеличением, если киновию мы уподобим

Ноеву ковчегу. Наши богоносные отцы учат, что, соблюдая киновиальный устав, мы, безусловно, преуспеем в жизни по Богу. Благословенная киновия! Христос, придя на землю, не стал особножителем, не стал жить отдельно от других, а вместе со святыми апостолами составил киновию. Почитайте, что пишет преподобный Феодор Студит: “Братия и отцы, горы и вершины оставьте Иоанникию. Мы призваны Христом подражать Его жизни, но в общежительном монастыре”».

Видите, что застарелой раной падшего человека являются самоуверенность, своеначалие, своеволие. Общежительный устав легко исцеляет эти смертельные раны и возвращает человеку равновесие. В киновии есть беспопечительность, потому что жизнь организована и монах избегает того, что питает страсти.

Жития наших отцов показывают нам, что многие люди легко и удобно достигли святости без каких-либо великих трудов, жертв или аскетических подвигов, ибо подвизались в послушании. Послушание — это деятельное смирение, и Бог смиренным дает благодать

(Иак. 4, 6).

Послушание на деле легче исполнимо в киновиальной жизни, нежели в пустынной и уединенной. Пустынник сплошь исполняет лишь свою волю. Где, как не в киновии, мы находим тысячи преподобных отцов? Во времена существования тавеннисиотских[105] монастырей в киновиях под руководством своего наставника Пахомия Великого подвизалось более двенадцати тысяч монахов. Разве мы не видим того же общежительного предания в Палестине, где находим преподобного отца нашего Савву Освященного с тысячами его учеников? У преподобного Феодосия, общих житий начальника, разве не было в Лавре четырех соборных храмов, по причине наличия множества разноязычных монахов? И византийский период дал нам великого исповедника Феодора Студита с тысячами его иноков, чье предание было перенесено на священный Афон.

Мы сделали это примечание, чтобы показать, что киновиальная жизнь в любом случае и для человека с любым характером будет результативнее, нежели какая-либо иная жизнь. В киновии мы находим взаимопомощь, которая оказывается на деле и поддерживает более немощных, в то время как один, если упадет, кто поднимет его? — и: горе одному (ср.: Еккл. 4, 10).

Помысл поставляется на суд

«В одном монастыре служащий священник совершал каждение и, подойдя к предстоятелю, не покадил его. Когда священник пошел дальше, предстоятель стал возмущаться. Тогда священник сказал ему:

— Прости, отец, но я не увидел тебя в стасидии[106].

Тут другие отцы, бывшие рядом, сказали предстоятелю, что священник прозорлив и предстоятелю лучше было бы испытать самого себя. Задумавшись, он признал, что во время каждения помысл его находился на подворье монастыря.

Святой Нектарий, что на Эгине[107], сказал девушке, пришедшей к нему за благословением стать монахиней:

— Чадо мое, у нас есть пять — десять овец, вот и паси их.

— Благословите, — ответила послушница и стала исполнять послушание. Однажды она говорит святому:

— Старче, меня одолевают помыслы и говорят мне: “Для чего ты пришла, чтобы стать монахиней или пастухом?”.

— Чадо мое, — отвечает ей святой, — когда я совершаю в церкви каждение, то вижу тебя в стасидии.

Эта монахиня, хотя и оставалась с овцами, творила молитву и находилась в церкви. В то время как предстоятель, несмотря на то что был в церкви, умом своим находился на монастырском подворье.

Видите, отцы? Помысл поставляется на суд. От помысла мы становимся негодными, от помысла же и улучшаемся. У монаха нет деяния, а есть помысл».

Самоиспытание

«Пусть самоиспытание не покидает никого из вас. Отцы передали нам: каждый вечер после вечерни мы идем отдыхать. Если ты благоразумен и понуждаешь себя, то испытаешь себя: как я провел день? Может быть, я празднословил? Может быть, я сотворил преслушание и предпочел свою волю? Может быть, во время службы я был рассеян и дремал? Испытывая себя таким образом, на следующий день ты будешь более внимательным, потому что с нас спросится и за одно праздное слово.

Каждый вечер я буду подводить итог: как прошел мой день. Буду проводить скрупулезный анализ, потому что диавол, которого называют “мравольвом”[108], малые упущения делает большими, а большие — малыми и незначительными, чтобы я не сказал того своему старцу[109]. Потому и самое ничтожное и смешное я не буду скрывать от своего старца, чтобы диавол не обрел во мне места для своей постройки. От нынешнего момента, когда ты начинаешь, зависит все твое будущее шествие. Если положишь доброе основание, то и все твое последующее шествие будет добрым. Но если начнешь с ленцой, если не будешь понуждать себя и станешь принимать хотя бы и самое малое, что посевает диавол, то это малое постепенно, по прошествии десяти — двадцати лет вместо