Упомянутый мутант, упустивший добычу прямо из рук (вернее, из лап), увидев неожиданную преграду прямо перед собой, попытался затормозить ногами, но заскользил по дерну и мокрой траве и с размаху насадился на торчащие элементы плуга корпусом. Хрустнули кости, заостренные задники лемехов вонзились в грудную клетку не к месту разогнавшегося лотерейщика, заставив его нездорово захрипеть и забулькать. В следующую секунду «галил» выплюнул очередь на три патрона, превратив уродливую оплывшую рожу мутанта в кровавую мешанину из мяса и обломков костей. Могучее тело, отказывавшееся умирать, сучило ручищами, с треском и гулом охаживая плуг и кабину трактора страшными ударами, которые сминали металл и заставляли его стонать и гудеть. Дикарь хотел добавить живучему мутанту еще пару пуль, но тут импортная техника подвела — патрон уткнулся в подающую полку и заклинил механизм автомата. Услышав холостой щелчок бойка, кваз отбросил ставшее бесполезным оружие и пополз под днищем трактора, стараясь очутиться подальше от беснующейся в агонии твари.

Впрочем, переживания оказались излишними — тот явно получил повреждения несовместимые с жизнью, лишь запредельная живучесть зараженного не давала ему умереть на месте. Активные движения сменились бессмысленными рывками. Еще несколько минут — и туша, насаженная на тракторный плуг, безвольно обвисла, заставив конструкцию заскрипеть, и лишь слабо подергивалась, теряя остатки жизни.

Даже не пытаясь унять бившую его крупную дрожь, Дикарь рухнул на траву, хватая ртом воздух. Он заходился, словно в приступе, не понимая, от чего трясется больше — то ли от страха, то ли от конской дозы адреналина, попавшего в кровь за время короткой, но напряженной погони, то ли от усугубившегося спорового голода. Переждав мерзкий припадок, он замер на земле, на какое-то время отключившись от реальности.

* * *

— Пап. Ну, пааап!

Отец, ковырявшийся отверткой в двигателе автомобиля, отложил инструмент и вытер измазанные машинным маслом руки тряпкой.

— Что такое, сын?

Маленький Егор стоял рядом с ним и держал в руках длинный, слегка сплюснутый металлический пруток.

— Отпили мне кусок от этой железки, а?

— Зачем она тебе?

— Ножик себе сделаю.

— А ножик тебе зачем?

— Ну, буду с ним всякое делать. Деревяшки строгать. Сестре кораблик вырежу.

Отец сдержанно улыбнулся в ответ.

— Идея хорошая, но у меня есть встречное предложение. Пойдем-ка.

Батя зашел внутрь гаража, взял из рук своего десятилетнего сына железку и зажал ее в тисках. После чего снял с гвоздика ножовку по металлу и передал ее Егору в руки.

— Держи, — он провел по железке пальцем косую линию. — Вот так берешь и пилишь. Главное — береги пальцы.

Оценив кислое выражение лица ребенка, он ободряюще потрепал того по вихрам на голове.

— Ты уже скоро станешь взрослым, Егор. Привыкай делать все сам. В жизни за тебя никто ничего делать не станет.

С усмешкой посмотрев на унылую рожицу сына, отец его приободрил.

— Берись и пили. А как закончишь — поедем вместе на рыбалку. Я как раз к тому времени с машиной управлюсь. Идет?

— Правда?

— Правда-правда.

Воодушевившись, Егор тут же повеселел и принялся увлеченно шоркать пилой железку. Отец, глядя на старания сына, лишь спрятал теплую улыбку.

— Молодец сынок. А теперь вставай!

* * *

Голос отца еще звенел в ушах. Или это звон от стучащей в висках крови? Плавающий на грани реальности и беспамятства разум выудил из памяти Дикаря детское воспоминание, теплым котенком ворохнувшееся в груди. Это щемящее чувство привело его в себя. Он еще несколько мгновений лежал, впитывая это тепло всем телом и собираясь с силами. Что же, пора вставать и отправляться на поиски чего-то содержащего алкоголь. Теперь у него есть главный ингредиент для живчика, дело за малым. Он сжал потной ладонью кругляш спорана, выуженного из затылочного нароста того — первого — бегуна. Его билет к выздоровлению и вообще — к светлому и счастливому будущему.

Вот только планы кваза были сурово нарушены четким металлическим щелчком и раздавшимся следом голосом.

— Чел, не рыпайся, если жить не надоело. Дернешься — сразу стреляю, догоняешь?

Только поднявшееся внутри после победы над жрачем ликование ухнуло вниз. Кому потребовалась его доведенная до крайности тушка?

— Я встану?

Щелкнувший едва слышно чем-то металлически-смертоносным, переместился вне поля его видимости, обходя лежащего на земле Дикаря по часовой стрелке, что можно было понять по треску вездесущих кустов.

— Валяй. Но без глупостей.

Голос молодой, срывающийся. Похоже, взявший его на мушку стрелок сам волнуется — будь здоров. А это открывает пространство для маневра. Еще бы Дикаря не трясло, как припадочного, от затянувшейся споровой голодовки, было бы вообще хорошо. Кваз осторожно, чтобы не спровоцировать неизвестного, сел, потом поднялся на ноги. Перед ним предстал совсем еще молодой пацан — дай бог, лет восемнадцати. Серые глаза, русые прямые волосы — ничего особо примечательного; таких на улицах в его прежней жизни можно было за минуту пару сотен встретить. Единственное, что его выделяло — узкое, резко очерченное лицо, которое, казалось, целиком состояло из острых углов и граней. Парень театрально хмурился, явно стараясь выглядеть суровым и опасным, но от взгляда Дикаря не укрылась выступившая от напряжения испарина на лбу и нервно прикушенная нижняя губа акселерата. Как, впрочем, не укрылась и довольно развитая мускулатура паренька и то, как сноровисто он держал свою укороченную под самую антабку двуствольную вертикалку. Так что волнение — волнением, а провоцировать его лишний раз не стоит. Необдуманные действия могут окончиться для ослабевшего кваза весьма печально. Плевать, что в смехотворном, по меркам Улья, оружии пацана, всего два патрона. С такой несерьезной дистанции дробовой сноп снесет ему черепушку с плеч с такой же гарантией, как и выстрел из крупнокалиберного пулемета. Поврежденные ребра с левой стороны, куда попал выстрел из дробовика ренегата, служили самой лучшей мотивацией не нарываться на проблемы с неизвестным пареньком.

— Автомат свой и не думай лапать.

Дикарь лишь пожал плечами в ответ.

— Он заклинил, так что толку от него сейчас немного.

— Все равно не тронь.

— Я и не собирался.

Паренек подозрительно уставился на кваза, которого снова начала колотить крупная дрожь, уже больше смахивавшая на занимающийся эпилептический припадок.

— Чего это тебя так колбасит?

Дикарь, выбивая зубами чечетку и стараясь не отхватить себе кончик языка, ответил:

— Я уже сутки без живчика. З-з-засыхаю. Не поделишься глотком? Или, может, водка есть — можно развести. А то мне край.