Он ткнул большим пальцем через плечо, в сторону окна, вслед стремительно уменьшавшемуся «Черному дрозду».

– Эй, посмотри…

– Эдди, ты слышал? – торопливо перебила его Хисако.

– Попробуй тут не услышь! – ответил он. – Эта штука на взлете жуть как ревет…

– Что? – Хисако пришла в замешательство. – Нет, я не об этом. Я о лекарственном препарате.

– Что? О лекарстве? «The Cure» дают у нас концерт?!

– Да не о группе «The Cure»! О лекарстве. О настоящем.

– Не понимаю. О каком лекарстве? Для чего?

– Для нас!

– А мы – что, больные?

Лицо Хисако потемнело.

– Говорят, что да. Там, внизу, как раз сейчас. Оно во всех новостях, по всем каналам. Везде. Пошли!

Схватив Эдди за запястье, Хисако буквально поволокла его за собой. Ноги его оторвались от пола, и он поплыл за ней, словно светловолосый воздушный шар.

Вскоре они уселись перед широкоэкранным телевизором, окруженным десятками учеников. И узнали, что все они больны. И что от их болезни есть средство. И что угроза мутантов наконец-то может быть ликвидирована раз и навсегда.

Информационные агентства разом забыли о том, что случилось в Чепмен-билдинг. Эта история, еще не завершившись, съежилась, сжалась, превратилась в мелкие титры, ползущие вдоль нижнего края экрана. В конце концов, какая разница, что там делает какая-то горстка террористов с какой-то кучкой богатеньких буржуев в каком-то роскошном сарае? Тут речь о том, что величайшей из угроз, с какими доводилось сталкиваться человечеству, вот-вот будет положен конец! Кому какое дело до всего остального?

– И что мы видим? – спросил Циклоп.

Во время недолгого перелета в Манхэттен все большей частью молчали. Каждый думал о своем. Циклоп сидел за штурвалом, а пальцы Зверя с удивительной легкостью порхали над клавишами приборов наблюдения.

– Сканер показывает: там, в пентхаусе, около тридцати пяти источников тепла, шесть из них имеют на себе другие источники тепла, намного мощнее, – отрывисто ответил Зверь.

– Бомбы?

– Или огнестрел. Последние достижения искусства войны, – заметил Зверь, обыгрывая название бессмертного трактата, написанного Сунь-Цзы много веков назад. – Кстати, ЩИТ в последнее время не разрабатывал какого-нибудь термического оружия?

Росомаха подался вперед и буквально вклинился между ними.

– Эти клоуны не из ЩИТа, – сказал он.

В этом вопросе Циклоп был склонен положиться на мнение Росомахи. Росомахе куда чаще доводилось иметь дело с этой зловеще-таинственной шпионской организацией – в частности, с ее легендарным одноглазым командиром, Ником Фьюри. Росомаха ткнул пальцем в экран тепловизора на приборной доске перед Зверем.

– Вон как позиции заняли – просто любительская клоунада. Правый фланг открыт настежь. Оттуда и зайти.

– Может быть, – осторожно ответил Циклоп, не желая утверждать план атаки, не подстраховавшись со всех сторон. В конце концов, они были на вражеской территории, и опасность исходила не только от этих вооруженных психопатов. Если вступаешь в бой у всех на глазах и хочешь навести блеск на свой имидж, самое трудное – в другом. Если все пойдет наперекосяк и на руках у Людей Икс окажутся несколько дюжин трупов, то Простые Граждане Джо и Джейн, сидящие у экранов телевизоров, обвинят во всем их. Именно их, а вовсе не злодеев. – Главный вопрос – в заложниках. Если кому-то из них взбредет в голову поиграть в героя, могут возникнуть проблемы.

– Заложники, – сказала Эмма, взглянув на экран тепловизора, – валяются на полу. Кто молится, кто – обмочился.

Это произвело впечатление даже на Китти.

– Ты можешь читать их мысли прямо отсюда?

– Тут и читать нечего. Это ежегодная благотворительная акция Уолтера Лэнгфорда, сбор пожертвований на охрану памятников викторианской архитектуры. Я эту публику знаю. Выросли, не ведая ни горя ни заботы, делать что-либо самостоятельно не приучены. Могут послать в бой своих дворецких и горничных, но сами ради собственного спасения не шевельнут и пальцем. Бараны.

– Откуда тебе так хорошо их знать?

– Я долго была одним из пастухов, – уголок губ Эммы едва заметно дрогнул. – Только в этом году в первый раз пропустила их сборище.

– А кстати, отчего ты сейчас не там, не с ними? – спросил Росомаха.

Эмма взглянула на него с холодным изумлением.

– Видимо, мое приглашение затерялось среди другой почты.

– Да, вот уж не повезло тебе, – заметил Росомаха, помолчав пару секунд.

– Это точно.

– Ага. Из-за такой же ерунды пропустил недавнюю королевскую свадьбу.

– Королева справлялась о тебе, если это тебя хоть немного утешит, – заверила его Эмма.

Но Зверь оставил их обмен колкостями без внимания.

– Главный вопрос не в заложниках и не в людях с этими чудесными блестящими штучками, – сказал он. – Главный вопрос… – он указал на большой синий круг в центре экрана. – Главный вопрос – вот в этом.

– Кто это? – спросил Росомаха.

– По всем параметрам – не человек. И, кстати, к любым известным существам, имеющимся в нашей базе данных, тоже не относится. Вопрос не в том, кто это, – скорее в том, что это вообще за чудо.

Хилари Мастерсон очень боялась за своего ребенка.

Она не знала, каков он будет на вид, какой у него окажется голос, как его будут звать, и даже какого он будет пола. Она и к доктору еще не ходила, только записалась на прием.

Точно она знала одно: ее малышу предстоит родиться, вырасти и найти средство от рака, выиграв в то же время президентские выборы и получив Нобелевскую премию мира за все-все-все на свете.

И все это – только потому, что сегодня утром Хилари пописала на палочку экспресс-теста. Едва она увидела положительный результат, ее мир мгновенно стал другим.

Она была вне себя от счастья.

Но Брэду еще не сказала. Его накануне вызвали на какую-то встречу в Токио, а Хилари собиралась сообщить ему эту новость лично. Ей не терпелось увидеть, как изменится его загорелое, украшенное усиками лицо. Он ведь такой сентиментальный, и, наверное, не сразу разберется, смеяться или плакать от счастья, и, скорее всего, дело кончится и тем и другим.

Все это промелькнуло в ее голове утром, пока она кружилась в танце по спальне, сбросив ночную рубашку, совершенно голая, исполненная счастья.

День промчался незаметно. Она съездила к парикмахеру – навести красоту к вечерней тусовке у Уолли Лэнгфорда, и благодарила свою счастливую звезду за то, что догадалась с утра сделать тест. Теперь она знала, что пить вечером нельзя, хоть это и было ужас как жалко: Уолли никогда не скряжничал, если дело касалось качества напитков.