– Экий ты, касатик, прыткий, ну прям егоза, –огорчилась фурия и выплюнула «беломорину». – Нет бы посидеть рядком,поговорить ладком. А то сразу быка за рога, тёлку за вымя. Ладно, внимательныйты наш, вот бери, здесь положено, как обещано. Пока несла, чуть пупочек неразвязался. – И она придвинула к ногам Песцова свой саквояж, оказавшийсянеподъёмным. – А тару взад попрошу. И без проволочек.

– Значит, наложено, как обещано? – Песцов сдвинулдревнюю застёжку, глянул и внутренне обомлел.

Вот тебе и старая кикимора в погребальных ботах «столько неживут». С прохудившимися сфинктерами, зато в сумке – лимон. Да уж, полна чудесвеликая природа…

– А теперь, касатик, слушай внимательно изапоминай, – веско проговорила старуха и вытащила свежую папиросу. –Для проведения акции понадобятся три транспортных средства уровня «Жигулей» итри незасвеченные точки, желательно в спальных районах. Надо организовать этоза три дня, строго к четвергу. Все дальнейшие инструкции потом, при следующейвстрече. Впредь ко мне обращаться без всяких там «уважаемых», просто поимени-отчеству: Надежда Константиновна. Ну всё, касатик, бывай, не чихай, некашляй. И про сумочку мою не забудь, верни. Бывай.

С важностью закурила, сплюнула, поднялась и, зловещепостукивая по дорожке палкой, сгинула там же, откуда появилась, – зачугунным Петром. Остались запах тухлятины, сумка с миллионом долларов иощущение комикса для дебиловатых подростков.

– А как у нашей бабушки, бабушки-старушки… –Песцов подхватил саквояж, вскочил, отбежал глотнуть свежего воздуха, –семеро разбойников отобрали честь… Бедняги… – Вытащил ручку «Паркер», онаже индикатор излучений, нажал на кнопочку, довольно хмыкнул. –Оц-тоц-перевертоц, бабушка здорова…

Потряс сумку, чтоб плотней улеглось, глянул по сторонам ипошёл к машине. Сел, пустил мотор и, уже не торопясь, в спокойной обстановкевсё-таки обнаружил в саквояже трёх «жучков». Да, Надежда Константиновна былаведьмой ещё той. И тоже, видимо, число «три» уважала…

Жил Краев на Московском проспекте, в двухкомнатнойкоммуналке. Собственно, изначально квартира была папина, мамина и его. Онучился классе в пятом или в шестом, когда квартиру этажом ниже заняли новыежильцы. Соседка пришла знакомиться, и Олежек, в тот момент находившийся домаодин, доверчиво пустил её на порог. «Ка-акие хоромы! – восхитилась она,словно у неё были не точно такие же. – Смотри, мальчик, вот помрут твоиродители, и тебя немедленно „уплотнят“…»

Да уж, странным образом Господь привешивает некоторым людям языки.Вот покупает радостный человек охапку цветов, и обязательно рядом возникнеттакая же тётка, чтобы осведомиться: куда столько берёшь, на похороны небось?..

Возможно, жиличка с нижнего этажа не понаслышке знала, какэто, когда «уплотняют». Не исключено, что она даже считала, что этакпо-доброму, по-житейски предупредила Олежку… Он закрыл за ней дверь, мысленножелая соседке застрять в лифте, облиться кипятком и утонуть в унитазе. Взрослыепочему-то считают, что дети по природе своей легкомысленны и быстро всёзабывают; не наше дело выяснять, так оно по статистике или не так, скажемтолько, что Краев этого разговора не забыл.

Всего через год он лишился отца, и квартира стала мамина иего. А ещё через десять лет – его и жены. Потом жена потребовала развода,отсудила одну из комнат и продала.

С соседкой Краев не здоровался до сих пор…

Впрочем, грех роптать, с подселенцами ему повезло.

– Тома-джан, привет! – Краев набрал в ковшик воды,поставил на огонь. – Рубен не звонил, когда будет?

Кинул лаврового листа, добавил перца, вынул из морозильникаимпортные по рецептуре пельмени. И для начала прямо в пакете грохнул их об пол,чтобы никакого там коллективизма. Не то чтобы он был классическим холостяком,который не любит и не умеет готовить. Просто в холодильнике у него в последнеевремя слишком часто вешалась мышь… а кушать очень хотелось, и не в отдалённомсветлом будущем, а прямо сейчас.

– Скоро придёт, – улыбнулась соседка. –Слушай, у меня тут плов поспевает, где-то через полчаса будет готов. Прячь-каты свои пельмени обратно!

Когда-то, надо думать, она была красавицей, стройной,большеглазой, грациозной, как лань. Сейчас – всего-то чуть за тридцать, а ужеморщины, седина, усталый взгляд… Взгляд женщины, слишком много испытавшей идавно не верящей в чудеса.

Краев самым серьёзным образом прислушался к своемуорганизму. И констатировал, что ещё полчаса ради Томкиного плова – с трудом, новсё же протянет.

Из чугунного казана уже веяло невыносимо вкусными ароматами,и, словно на запах, в прихожей появился Рубен. Работал он без графика, и притомв соседнем дворе, так что имел обыкновение обедать дома.

– Барэв, барэв, сирели…[60] Пламенный,революционный, от рабочего класса!

Рубен был высокий брюнет с интеллигентным лицом и манерамипадишаха в изгнании. Только глаза были такие же потухшие и усталые, как у жены.А какими им, спрашивается, ещё быть?..

Жили-были в советском городе Баку он и она. Неправдоподобномолодой профессор-историк – и дипломница гуманитарного института. Корифей наукиармянин – и азербайджанская красавица-студентка. Да уж, нет повести печальнеена свете, если кто понимает. Родня с обеих сторон рыдала, рычала, топала ногами,изображала Монтекки и Капулетти, грозила всеми карами и несчастьями. Всё сталосовсем плохо, когда заполыхал Карабах и в Баку пошли армянские погромы. Горенароду, способному пойти на поводу у националистов! Горе родственникам, которыеоказались только способны шпынять беззащитных влюблённых, а вот встать рука обруку и отвадить погромщиков, как сделали в некоторых старых кварталах, –кишка оказалась тонка… Голодный специалист по древним цивилизациям и егобеременная ассистентка смешались с толпами беженцев… Вволю помотав по стране,круговорот судьбы занёс их на север, и в городе трёх революций Рубену крупноповезло. Он встретил знакомого. Своего бывшего студента и перспективногоученика, ныне – владельца автобизнеса, сумевшего прижиться и крепко пустить корни.Понемногу оформились и прописка, и жильё, и постоянная работа… Кандидат науктрудился подручным маляра, возился со шпаклёвкой, шкуркой и лейкопластырем.Зарабатывал хлеб – без икры, но иногда с маслом…

…Рубен оперативно помылся, обиходил бороду, причесал усы и,вновь сделавшись похожим на падишаха, вошёл на кухню, к столу. Правда,доводилось ли падишахам благоухать мылом, ацетоном и дезодорантом, о томдревняя история умалчивает.

– Уж мы «Мерсюк» один красили-красили… – сзастенчивой улыбкой извинился Рубен. – И так и этак, и с тройной проявкой…[61] Ещё десять тысяч слоёв – и будет как новый!