– Рубен, я ласточку заправил, спасибо. – Краевположил на стол ключи от «Жигулей». – Только тосол подтекает. Я хомутикзатянул, но ты всё равно проверь…

– Ничего, завтра в ремзону загоню, всё, что надо,сменим-подтянем, – отмахнулся Рубен. – Не бери в голову, сирели.

Тамара со сдержанной гордостью выставила на стол плов.Классический азербайджанский откидной плов: рис отдельно, хоруш[62]– бараньи рёбрышки с фасолью и зеленью – отдельно. И что это были за рёбрышки,плавающие в душистой подливке!.. И что это был за рис на молоке и с мёдом, нопочему-то несладкий, с хрустящей корочкой из особого теста!..

Добрая еда имеет свойство притягивать и собирать кругом себяхороших людей. Краев только поднёс ложку ко рту, когда в прихожейматериализовался Михаил Рубенович пятнадцати лет, пришедший из школы.

– Здравствуй, отец. Здравствуй, дядя Олег, здравствуй,мать.

Говорят, дети любви неудачными не бывают. Если это верно,значит, у Рубена с Тамарой действительно состоялась любовь. У Мишки был взглядвзрослого мужчины, в словах – спокойная рассудительность, в движениях –сдержанная энергия. В свои пятнадцать он видел и смерть, и боль, и злобу, ибесповоротно оскотинившихся людей. А сейчас выживал на земле, о которой емуслишком часто давали понять, что она ему – чужая, а сам он – «понаехали тут»,чёрный, чурка, чурбан, горный козёл, будущий террорист. Армяно-азербайджанскийМихаил не брал в рот даже пива, не курил, не водился с обдолбанными компаниями.Учился на отлично, а ещё ходил в секции бокса, боевого самбо и стрельбы. Хотелпо мере сил подготовиться ко всему, что могла жизнь подкинуть…

В общем, Краев не считал зазорным здороваться с ним как смужчиной – за руку.

Когда сытость достигла уровня, при котором «рот хочет, абрюхо больше не может», Краев с благодарностями определил тарелку в раковину ипоманил Рубена в коридор:

– Слышь, Суреныч… Мне бы баксов сто до утра…

– В загул пойдёшь, писатель? По кабакам бушевать? Купринотдыхает? – рассмеялся Рубен. Понимающе хмыкнул и вынес из своей комнатыдядьку Франклина. – Можешь даже и не до утра. Не горит.

– Ну да, побочный ты наш сын султана Брунея… –усмехнулся Краев. Вздохнул, похлопал Рубена по руке. – Шноракалутюн,[63] брат. Утром отдам.

То, что он собирался содеять, его нисколько не радовало.Однако куда было деваться – с подводной-то лодки. Наша доблестная почтаспособна потерять всё, что угодно, не теряет она только платёжные квитанции. Заквартиру, за свет, за телефон… Да и вообще, кушать хочется иногда…

«Ну и что мы имеем? Вернее, кого мы будем иметь?»

Краев подключился к Интернету, вызвал «Жёлтые страницы»,ввёл в поиск слово «казино» и почти сразу удовлетворённо хмыкнул. Оказывается,буквально на днях в двух остановках от его дома открылось казино «Монплезир».Рулетка, покер, блек-джек, автоматы… полный комплект. И Краева в том заведениипокамест не знали. То есть – вперёд, с песнями, смело изображая лоха,начинающего недотёпу, клоуна, которому везёт… Ну вот кто бы знал, почемукапризная фортуна так благосклонна к шутам?[64] К людям стараканами в голове и с левой резьбой, ковыляющим по самому краю обрыва?[65]

Интернет не обманул. Заведение «Монплезир» встретило Краевамощными дверями из пуленепробиваемого стекла, гирляндами воздушных шариков исвеженьким плакатом: «Мы открылись!»

– Вы у нас в первый раз? – сфотографировали его навходе, поинтересовались паспортом, поменяли Рубеновы баксы на фишки и допустилинаконец в святая святых – в гнездо порока и наслаждений.

Казино было как казино. Никаких окон и часов, дабы играющиене следили за временем; зеркала, предметы роскоши, дабы пробуждался «комплексвороны», сиречь подсознательное причисление себя к миру богатства ипроцветания, бежевое, чтобы не уставал глаз, сукно… аптечка для проигравших свалидолами-корвалолами. Мягко сновали официантки, люстры струили блёклый свет,группа подсадных персонажей устраивала завлекалово: играла, проигрывала,изображала восторг, лакала дармовую водичку, насыщенную кислородом ради борьбыс усталостью. Вентиляция, кстати, в «Монплезире» тоже была с кислородом… Вобщем, «Включайтесь, граждане, включайтесь, что наша жизнь? – игра…».

Казино жило своей обычной жизнью – азартной, бьющей черезкрай и на первый взгляд вполне беспорядочной. Но это только на первый взгляд.На самом деле всё было под контролем. Тотальным. Если хорошенько подумать,казино было зримым воплощением главного кредо социализма: учёта и контроля. Дакаким!..

Краев, изображая интерес, для начала устроил себе экскурсиюпо залу. Карточные столы его не привлекли, он направился конкретно к рулетке. Ктяжёлому, сделанному из ценных пород дерева, метровому в диаметре колесусчастья. Там его уже ждали: барышня без карманов на одежде, крупье, стерва с решительностьюкобры – инспектор и сосредоточенный мэн со взглядом бультерьера – питбосс.

– На все, пожалуйста. Красные. – Краев обменялкеш-жетоны на «цвет»,[66] глубоко вздохнул и на мгновениеприкрыл ресницы. – Спасибо.

Привычно, усилием воли, он перенес себя в прошлое. Надвадцать лет назад, в Афган, в огромную, затерянную в глубине кяризов пещеру…Перед мысленным взором забил абсолютно реальный родник, губы ощутили звенящуюпрохладу, а в ушах, как шёпот далёких звезд, тихо прозвучало: «Персефона». Исейчас же мир для Краева изменился. Сбросил все покровы, вывернулся, обнаружилизнанку. Не осталось ни причин, ни следствий, ни времени, ни пространства. Всётайное сделалось явным, тёмное – ясным, непознанное – понятным. Предметы сталивидны как плотности вибраций, их связывали пульсирующие, светящиеся нити.Словно пелена упала с глаз, Краеву захотелось запеть, громко рассмеяться,выкинуть какую-нибудь глупость, сделать круг почёта на руках и счастливозаорать: «Люди, как славно всё, оказывается, устроено в этом мире!..» Он нестал, сдержался. Это по первости, когда ещё не понял что и как, помнится, орали смеялся – а люди шарахались, как от полоумного. Какой, к бесу, мир, какиесвязи, какая пульсация вибраций… Краев вздохнул и посмотрел на шарик отрулетки, да не просто так, а в ближней перспективе.