Сырдон растянул губы в едкой улыбке, чем привёл Олега в ещё большее замешательство.

– Олег.

– Он же старик.

– Олег, в нашем шоубизе можно раскрутить что угодно, хоть броуновское движение бурановских бабушек, – голос Нилии сделался бархатным, растеряв деловые нотки.

– И-и-и-и не проси, – запротестовал тот, поворачивая к Нилии крашеную голову. – Это может стоить заведению репутации. А репутацию восстановить невозможно, её только просрать легко.

– Олежик, – Нилия приблизилась к мужчине на интимное расстояние, в голосе появилось томное придыхание: – ну я прошу. Пожалуйста. Ради меня…

Отказать ей сейчас было невозможно. Но, вопреки ожиданиям, «Олежик» шарахнулся от богини, как чёрт от ладана, голос его взвился фальцетом:

– Брось свои штучки! Совращай тех, кому это нравится. Я не по вашей части.

– Как скажете, Олег Витальевич.

Улыбка и бархатные нотки улетучились с пугающей быстротой. Нилия отстранилась, молниеносно превращаясь в деловую леди, напрочь лишённую гендерной принадлежности.

– Вы обещали уделить нам полчаса.

– Я могу послушать, – капризно протянул Олег. – Но решения не изменю.

– Полчаса.

Нилия кивнула нарту. Тот с неожиданной для его седин лёгкостью поднялся на ноги и принялся расшнуровывать горловину рюкзака.

– Он там завтрак туриста ищет? – надул пухлые губки Олег.

– У него там инструмент, – беспечно отозвалась Нилия.

Олег страдальчески возвёл глаза к потолку:

– Господи-и-и!

Ловкие сухие пальцы высвободили инструмент. Нарт отбросил в сторону рюкзак и снова присел на край сцены, умастившись поудобнее.

– Как его зовут?

Нилия вместо ответа лишь повела глазами в сторону Сырдона, мол, говори с ним, он тоже умеет разговаривать. Олег недовольно поджал губы:

– Как тебя зовут?

– Нарт, – просто ответил Сырдон.

– Это что, фамилия? А имя? Вася? Петя?

В глазах Сырдона блеснула нехорошая искра, но лишь на мгновение.

– Нарт, – спокойно повторил старик.

– А это у тебя что за хрень, Вася? Арфа? Гусли?

– Это не арфа, – всё так же сдержанно ответил старик. – Фандыр.

– Что ты мне паришь, Вася. Тандыр – это где лепёшки пекут, – Олег снова повернулся к Нилии. – Что он у тебя поёт, нанайские напевы?

– Скорее, баллады.

– Баллады? Как бард? «Когда вода всемирного потопа вернулась вновь в границы берегов»?[8] Или как эти? Йолопуки-лоитумы… «Виллеманн гйекк сег те сторан гха»?[9]

– Может, ты просто послушаешь? – сухо поинтересовалась Нилия.

Олег снова поджал пухлые губки:

– Ну, давай, Вася, удиви меня.

Нарт тронул струны.

– Этот инструмент называется фандыр. Я спою про него.

Олег фыркнул. Сырдон мягко улыбнулся, но по глазам было видно, что нарт в тихом бешенстве. Тонкие сухие пальцы забегали по струнам, по залу поплыл печальный перебор. А потом…

…нарта Сырдона прозвали бедовым. Не заладилась у него дружба с другими нартами. Вот построили нарты новый дом и решили похвалиться им перед бедовым. Пришёл к Сырдону нарт Хамыц, стал звать, а тот отвечает, мол, что-то вы не зовёте меня, гордые нарты, когда садитесь за стол выпить и поесть. Рассердился Хамыц и погнал Сырдона смотреть дом силой. Сырдон дом похвалил, а обиду затаил.

Была у Хамыца корова. До того жирная, что с других селений люди приходили на неё поглядеть. Вот пробрался Сырдон к Хамыцу в хлев, увёл корову и спрятал в своём тайном жилище. Хамыц искал-искал пропажу, не нашёл. Сон потерял, так жаль стало ему коровы. Что делать? Пошёл к ведунье.

В доме ведуньи было сумрачно. Хамыц отворил дверь и огляделся. Никого.

– Дома ли ты, вещая женщина? – позвал он тихо.

Ответа не последовало. Хамыц осторожно притворил створку и шагнул внутрь. Дверь за спиной печально скрипнула, и от этого скрипа по спине Хамыца пробежал нежданный озноб.

В печи горел огонь, под потолком сохли пучки каких-то трав и кореньев. Горло сдавило, и Хамыц судорожно сглотнул.

– Есть кто живой? – позвал он едва слышно.

– Отчего ж не быть, – каркнул за спиной надтреснутый голос.

Хамыц в испуге взвился на месте и резко развернулся. За спиной его стояла сухонькая ведунья, поседевшая и ссутулившаяся под гнётом прожитых лет.

– Тю на тебя, – проскрипела старуха. – Что скачешь, аки конь ретивый?

– Здравствуй, вещая женщина, – запоздало приветствовал Хамыц. – Нужда к тебе привела…

– Знаю я всё про твою нужду, – недовольно проворчала ведунья. – Она теперь у Сырдона в тайном доме мычит. Иди к бедовому, у него в потаённом жилище и жена, и дети, там и корову свою найдёшь.

– Как же я её найду, если дом тайный? Может, подскажешь, где искать?

– Как же я подскажу, если дом тайный? Или ты думаешь, мне все тайны ведомы? – скривилась старуха, – Ладно, слушай. Есть у Сырдона собака, ночь она проводит в жилище, а на рассвете выходит наружу. Поймай собаку, привяжи к её лапе нить и отпусти, а сам иди по нити – она тебя к тайному жилищу Сырдона и приведёт.

Несколько дней караулил Хамыц собаку Сырдона. Наконец выследил её и изловил. Привязал к задней лапе кручёную нитку, отпустил собаку, а сам время выждал, взялся за другой конец нити и пошёл, пока не добрался до тайного подземного жилища Сырдона. Тут он взялся за меч и дал волю ярости. Не было дома Сырдона, но были там его сыновья, и всех сыновей его погубил Хамыц.

Сырдон вернулся, когда солнце уже поднялось высоко. Дома стояла непривычная тишина.

– Конага! Уарага! Фуага! – позвал бедовый своих сыновей, но никто не ответил. – Вот семья! Их только в завтрак да в обед дома застанешь… – проворчал он и только тут увидел кровь.

– Конага… – голос Сырдона дрогнул.

Трое сыновей лежали перед Сырдоном недвижимые. Лица их были бледны. В темноте можно было предположить, что они спят, если бы не кровь. Кровь была везде.