– Никодим, где твоё непризнанное снадобье для лечения всяких инфекций? Помнишь, ты им меня ещё от лихорадки спас, когда я загибался уже?

Никодим, рослый, обросший бородой и длинными волосами мужик, только удивлённо воззрился на так неожиданно ворвавшегося к нему старинного друга.

– Так, это, что ж ты прям с порога к делу? Может чаю?

Но Александр уже тащил друга к самолету. И добраться до Москвы им удалось без приключений.

* * *

А дальше Александр, проявив чудеса настойчивости, заставил врачей включить в список препаратов ещё и снадобье Никодима, составленное им из каких-то удивительных трав и заморских растений. Впрочем, врачи, чувствовавшие вину за такое печальное развитие событий и за то, что придётся покалечить такую хорошенькую девушку, да ещё и известную модель, сами были готовы решиться на экспериментальные и даже антинаучные методы. Терять им было уже нечего…

Маше начали вводить снадобье по рецептуре Никодима, который сидел возле больной день и ночь, шепча какие-то целебные заговоры и делая массажи по одному ему известной методике, и – о, чудо, через несколько дней состояние Марии стало улучшаться. А через месяц Маша уже начала ходить, есть с аппетитом и улыбаться двум неотлучно пребывающим с ней рыцарям – Никодиму и Александру. Чудо всё же произошло.

Глав 16. Любовь – небесная игра

Москва, наше время.

Любовь Романова, наверное, минуты три стояла, замерев, точно статуя, и нажав на звонок квартиры № 33, которую снимал Артём Вениаминов – племенник тёти Клавы, подозреваемый в её убийстве. Рядом с Любовью стоял Серебряков, готовый защищать свою начальницу-напарницу от любой беды.

Наконец, минут через пять, когда непрошенные гости уже готовы были откланяться, дверь квартиры приоткрылась, и оттуда высунулась взлохмаченная голова молодого худощавого парня.

– Ну, впустишь, наконец? – вопросила Люба, показывая ему удостоверение.

Парень молча приоткрыл дверь и отошёл в сторону, пропуская гостей.

В квартире царил беспорядок, а сам парень был похож то ли на рокера, то ли на металлиста – чёрные джинсы, облегающая футболка с белым черепом на груди, несколько толстых металлических браслетов на запястьях, тяжёлая металлическая цепь на груди. В его лице было что-то азиатское, чем-то он отдалённо напоминал Виктора Цоя.

– Вы зачем пришли? – испуганно спросил парень. – По поводу тёти Клавы? Подозреваете?

– Угадал, ковбой, – сухо ответила Люба. – По поводу тёти. Только почему же сразу «подозреваете»? Просто зашли поговорить, может, ты знаешь что, – поможешь следствию.

– Поговорить зашли, значит, – задумчиво протянул парень и внезапно быстрее молнии бросился к открытому окну. Серебряков бросился за ним, но не успел – парень вскочил на подоконник и выпрыгнул из окна. Серебряков не медля выпрыгнул за ним. Люба подбежала к окну и облегчённо вздохнула – это был второй этаж и беглеца с преследователем уже и след простыл.

* * *

Через час Серебряков сидел у Романовой в кабинете и, виновато вздыхая, рассказывал, как упустил Вениаминова.

– Вот представь, Люба, бегу я за ним изо всех сил, а возле него внезапно машина останавливается, да не какая-нибудь «Таврия», а натуральный «BMW», он вскакивает в неё и всё – умчался. И как такое могло произойти? Личный водитель у него что ли, который за ним следит, или охрана, или телохранитель?!

– Да-а, товарищ капитан, как опер вы сегодня себя проявили не с лучшей стороны, – насмешливо заметила Любовь и продолжила:

– А я вот занялась более продуктивным делом и расспросила про нашего племяша соседей. Характеристику ему дали не слишком лестную. Сами не поймут – то ли дурачок, то ли бандит. Выглядит как рокер, сидит сиднем в квартире, на работу не ходит, знакомств ни с кем не водит. В общем, друзей среди соседей не имеет и единогласно признан ими «тёмной личностью». И, судя по его поведению, так оно и есть – гоняться за ним придётся ещё долго.

И, не выдержав и расхохотавшись от одураченного вида своего подчинённого, предложила:

– Да хватит тебе переживать, пойдём вечером полетаем?

* * *

Несмотря на строгое обращение, Любовь Романова считала Володьку Серебрякова своим лучшим другом. Их связывало общее увлечение – полёты на параплане. Увлекла его этим занятием она – Люба начала летать чуть ли не с детства. Но Владимир научился всем премудростям этого непростого занятия на удивление быстро. Всё давалось ему легко, наверное, потому, что ему от природы было присуще поразительное бесстрашие и истинно мужская смекалка. И вскоре они уже вдвоём парили в небесной выси.

Сегодня они летали под звёздами. Над ними нависло тёмно-синее небо и отливающие серебром звёзды протягивали к ним тонкие светящиеся нити. Их обдувал лёгкий ветерок, а земля была совсем не видна в наступившей темноте, и им казалось, что они заброшены прямо в открытый космос и остались одни во всей вселенной. Любовь, смеясь, пыталась приблизиться к Владимиру, а он пытался подлететь к ней, но струи воздуха каждый раз отбрасывали их друг от друга. Сейчас, в небе и в этой сияющей темноте, Любовь позабыла обо всех земных делах, и о том, что нужно следить за тем, чтобы не подпускать Серебрякова к себе. Ей, как истинной женщине, хотелось запечатлеть всю красоту этого мгновения, и хотелось, чтобы оно было наполнено романтикой и любовью.

Люба и сама не знала, что чувствует к Владимиру. Она только знала, что уже очень давно он был всегда рядом. И стремился защитить от всего – от бандитов и от всяких напастей – реально существующих и воображаемых. И её это всегда немного смешило – уж она-то – майор полиции – сможет постоять сама за себя.

На взлётном поле их как всегда поджидал Ветерок, шумно радуясь их возвращению. Собака любила Владимира, наверное, не меньше, чем её саму и, встретив его, выражала свой восторг шумным облизыванием и бешеным вилянием пушистого хвоста.

На этом поле, в загадочной ночной тиши, Владимир, как и уже много раз до этого, предпринял попытку её поцеловать. И Люба почти ответила ему взаимностью, но тут перед её глазами мелькнуло другое лицо – лицо человека, так часто целовавшего её в губы, и в один чёрный день так жестоко предавшего её любовь. И после этого видения Любовь как всегда отстранилась от Владимира. Нет, больше она не поверит ни одному мужчине на свете и никому не позволит разбить своё сердце снова.

* * *

– У этого дома не только жуткие истоки, но и не менее страшное продолжение. И я просто чувствую, что странная атмосфера дома как-то связана с произошедшим преступлением. Вот знаешь, маньяки иногда предпочитают играть со следователем в провокационную игру. Там, оставляют какие-то знаки, шарады, записочки. А здесь и оставлять ничего не нужно, сам дом и является знамением.

Майор Любовь Романова стояла посреди своего кабинета в разгар рабочего дня и рассуждала о своих предчувствиях. Владимир Серебряков слушал. В рабочие будни между ними не проскальзывало и намёка об их взаимоотношениях – Люба никогда этого не допускала, – не хватало ещё, чтобы её работа сопровождалась разными сплетнями и насмешками.