– Брось, – останавливает он меня. – Лучше займемся твоим обустройством.

Я прохожу следом за ним в просторную свободную гостиную с дорогими диванами из серой кожи, двумя огромными креслами на хромированных ножках, гигантским экраном, спортивными трофеями во встроенных белых шкафах вдоль задней стены. Полы в гостиной бамбуковые. Стены увешаны фотографиями Девона, одна особенно выразительна: на ней он в сине-желтой форме, сама сосредоточенность, ловит мяч в разгар игры. На другой он без шлема, потный – с улыбкой на лице принимает после матча приз «самому полезному игроку». Тот матч я смотрела, это был финал турнира Лиги чемпионов AFC.

В окне справа мерцает огнями центр Нэшвилла. Дальше виднеется восточный берег реки Камберленд и стадион «Ниссан».

Судя по коробкам вдоль стены, он еще не до конца распаковал свои вещи. Мои туфли на тяжелом прямоугольном столике выглядят неуместно. Он – приверженец модернового минимализма. Ничего, вот начну оставлять где попало ноутбук и очки… Правда, это продлится считаные дни.

Он проводит для меня небольшую экскурсию. В его одноуровневой квартире не меньше четырех тысяч квадратных футов. Посредине ультрамодерновой кухни красуется широкий гранитный «остров». Одна стена здесь до самого потолка выложена блестящей черной плиткой, как на станции метрополитена; кухонные принадлежности слепят белизной. В строгой столовой царит скандинавский обеденный стол из светлого дуба, окруженный стульями с высокими обитыми бархатом спинками. С резного потолка свисает надраенная никелированная люстра. Он ведет меня дальше по широкому коридору с грузной белой лепниной под потолком. По его словам, я могу выбрать себе лучшую из гостевых комнат; потом он показывает мне принадлежащие этой комнате ванную и гардеробную размером с ванную в моей квартирке. Изголовье огромной кровати покрыто кремовой накидкой, спальное место застелено пуховым покрывалом, по которому разложены синие и серые мохнатые подушки. Белый шкаф примерно футов восемь в длину, а к стене прислонено изящное зеркало в обрамлении двух одинаковых столиков. Все выглядит так, словно срисовано с фотографии в глянцевом каталоге.

– Как же ты удивлена!.. – бормочет он.

Я смущенно отвожу глаза.

– Тебя ждет проблема: выгнать меня отсюда, когда время выйдет.

Он пожимает плечами.

– Я нанимал декоратора. Никогда еще не имел собственного дома.

Выйдя из моей комнаты, он открывает дверь в другую спальню напротив, но она еще не обставлена и просто сияет чистотой. За ней следуют еще две такие же, каждая со своей ванной.

В конце коридора, сообщает он, расположена его комната; заглянуть туда мне не предлагается – обидно, но я не подаю виду. Я бреду за ним в комнату для стирки, где тоже есть кухня; он сгребает ком какой-то одежды и сует его мне. Девон предупреждает меня, что я найду в своем шкафу белье его кузена и, возможно, еще что-нибудь, он не знает толком, что именно; я рассеянно киваю. Это не квартира, а настоящий курорт! Он хмурится, вспомнив, что у меня мало одежды, кидается к себе, выбегает с полными руками и несет все это в гостевую комнату; я семеню за ним. У меня такое чувство, будто с плеч упала изрядная тяжесть: то ли потому, что Девон предоставил мне место для сна и так обо мне печется, то ли потому, что я рассказала ему о событиях многолетней давности и мы проводили их смехом.

Мы возвращаемся в кухню, где он велит мне устроиться у черно-белого острова в центре, достает из встроенного холодильника бутылку с водой и исследует мою пострадавшую лодыжку. Водрузив мою ногу на табурет, он осторожно ее ощупывает. Мне так уютно, так щекотно, что я прикусываю язык, чтобы не сообщить об этом. Мы знакомы не один месяц, но он еще никогда так много ко мне не прикасался. Наконец он аккуратно вынимает из-под моей ноги табурет и отходит.

– Пусть на ноге всю ночь будет лед. – Девон кладет передо мной мешочек со льдом.

Я не могу сдержать смех.

– Мы как персонажи книги: я – девица в затруднительном положении, ты – удалой герой. Причем дважды за день.

– Гмм…

Я жадно пью воду, он тем временем прислоняется к холодильнику и опускает взгляд – он часто наблюдает за мной из-под опущенных ресниц.

Город снаружи затих, в кухне тоже тихо, время как будто замерло; остались только мы – в этом прекрасном пентхаусе.

Странно, оба мы, кажется, не обращаем внимания, что промокли под дождем.

Мы смотрим друг на друга, и мне становится жарко, ужас как хочется дотронуться до него, аж голова идет кругом. Не хватало потерять рассудок! Зачем я ему такая?

Его зеленые глаза скользят по моему телу.

Я боюсь шелохнуться, это как паралич, как будто он хищник, а я его вкусная жертва. Мне мучительно сознавать, что от меня не укрыться ни одной его черточке: ни разлету плеч, ни длинному загорелому горлу, когда он запрокидывает голову, чтобы залпом выпить стакан воды, ни узловатым мускулам рук.

– Ты был прав, – бормочу я. – Я рада, что не осталась этой ночью одна.

– Ага… – Он прикусывает упругую нижнюю губу.

– Спасибо тебе. – Я поднимаю на лоб очки. – Я здесь не задержусь, только разберусь со страховкой.

– Хорошо.

Снова тишина, снова поедание друг друга глазами.

О чем он думает?

– Мне пора в душ, – выдавливаю я.

Его взгляд лениво ползет по мне – опять.

– Мне тоже.

Боже! Я хватаюсь за гранитный угол, представляя его под струями воды, стекающие по его телу капли…

Прекрати!

– Зачем ты меня поцеловал?

Девон выпрямляется, хмурится – похоже, тоже торопится прийти в себя.

– Почему бы нет? Ладно, увидимся утром.

И вот он уже шагает по коридору к дальней двери и исчезает за ней.

Никак не усну, не помог ни горячий душ, ни пятнадцать минут сериала «Офис», хотя обычно бывает достаточно чего-то одного. Я бесцельно лезу в телефон, спохватываюсь, что уже поздняя ночь, и откладываю гаджет. Через несколько часов возобновится тренировка, и я изнурю себя нагрузкой, но сердце проявляет своеволие: заранее принимается усиленно качать кровь. Стоит подумать, что пожар мог застигнуть ее в квартире, – и я снова тяжело дышу и тру щетину на подбородке. Там, у ее дома, я был сам не свой, с меня сталось бы раскидать пожарных, вставших у меня на пути; я все сделал бы, чтобы до нее добраться. Как бы я ее ругал! Я бы забросил Жизель себе на плечо, отлупил по попе, а потом… потом оттрахал бы за милую душу, чтобы привести в чувство.

Вспоминаю Джека, его наказ: не спускай с нее глаз, она девственница. Так и сказал у себя на помолвке несколько месяцев назад. Увидел, как она болтает со стайкой буйных игроков, и нахмурился. Ребята не прочь с ней поболтать – почему бы нет? Она умница и очень сексуальная – скромно и ненавязчиво, не то что вечно толкущиеся вокруг нас охотницы-болельщицы. Жизель всегда сама по себе, она сдержанна, не лезет на глаза, загадочна. Откуда ей знать, что для альфа-самца это вызов?