Таким образом, выполненные выше подсчеты показывают, что в июне 1941 года Германия могла использовать против СССР до 6,25 тыс. боеготовых танков и САУ: 6 тыс. собственных и чешского производства и более 250 трофейных французских. К ним надо добавить еще танки и танкетки, которыми обладали ее союзники Румыния, Финляндия, Венгрия и Словакия, поскольку они фактически все находились на восточноевропейском ТВД. В общей сложности их насчитывалось не менее 950 бронеединиц [82], но, вероятно, до 200 штук из них было небоеготово. Всего же, следовательно, Германия и ее союзники вполне могли сосредоточить к началу войны на восточноевропейском ТВД порядка 7,0 тыс. боеготовых бронеединиц.

Общее же число танков, танкеток и САУ собственного и чешского производства, которыми располагала Германия, составляло, насколько можно оценить, 7,2 тыс. штук. Кроме того, эта страна имела еще множество трофейных танков французского производства, а также производства некоторых других стран, в частности Великобритании, Польши и Бельгии. Представляется, что из общего числа как минимум 5 тыс. танков, доставшихся Германии трофеями в результате ее побед в кампаниях 1939 – весны 1941 года, в строй к тому времени могло быть поставлено не менее 1 тыс., включая переделанные в САУ. Итого получается, что Германия и граничившие с СССР ее европейские союзники имели тогда на вооружении около 9,15 тыс. танков, танкеток и САУ, подавляющее большинство из которых они могли направить для вторжения в нашу страну.

Что касается танков Италии, то они в начале войны против СССР не использовались и даже непосредственно нашей стране не угрожали, поэтому в этих подсчетах мы их учитывать не будем. Нет смысла также учитывать танки Хорватии и других государств и режимов, которые можно считать союзными или подчиненными Германии. Сколько бы их ни было и каково бы ни было их происхождение, а также назначение и характеристики, в нападении на нашу страну они не участвовали и непосредственно ей в это время не угрожали.

Тем не менее немецкие генералы в своих послевоенных трудах упорно писали лишь примерно о 3,5–4 тыс. немецких танков и САУ, принимавших участие во вторжении в СССР. В частности, Б. Мюллер-Гиллебранд их количество определил как «около 3582», включая 250 штурмовых орудий [83]. При этом он насчитал легких танков – около 1700, средних – свыше 1400, командирских – 200 и штурмовых орудий – около 250 [84]. А если учесть также несколько десятков резервных штурмовых орудий, о которых он писал, но которые не учел в общей цифре танков и САУ, то – более 3,6 тыс. Ну а если посчитать еще и огнеметные танки, которые он почему-то тоже не включил в общее число танков, а только лишь упомянул об их существовании на восточноевропейском ТВД [85], то, вероятно, около 3,7 тыс. Среди них количество средних танков (с учетом соответствующих командирских) составляло даже по этим неполным подсчетам свыше 1600, а с учетом штурмовых орудий, созданных на базе средних танков, – более 1850.

Но может быть, Б. Мюллер-Гиллебранд допустил лишь мелкие, несущественные упущения? Ведь как-никак он был ближе к первоисточникам, то бишь документам вермахта, чем многие другие авторы. Как бы не так! Ведь стоит только как следует копнуть выведенные им в своем труде цифры, как станет очевидно, что они совершенно не сходятся. Несмотря на это, наши историки вполне доверились этому автору, по сути, бездумно повторяя его более чем спорные цифры как истину в последней инстанции. Так, даже авторы такого солидного издания советской эпохи, как «История Второй мировой войны 1939–1945 гг.», и то приводили почти столь же скромные цифры. Они писали, что будто бы для ведения войны против СССР гитлеровская Германия направила всего лишь «более 4000» танков и штурмовых орудий, ее союзники Финляндия, Румыния и Венгрия и вовсе только 260 таких машин, а всего в общей сложности их насчитывалось «около 4300» [86]. Эта же тенденция доминировала и в последующем. И уже в постсоветское время другой солидный коллектив – соавторы книги «Великая Отечественная без грифа секретности» тоже писали о том, что в войсках вторжения нацистской Германии и ее союзников насчитывалось лишь 4,3 тыс. танков [87].

Это тем более непонятно, если учесть, что Б. Мюллер-Гиллебранд противоречил даже самому себе. Так, он насчитал в действующей армии на западе в мае 1940 года 2580 немецких танков, а затем сообщил, что только за 1-е полугодие 1941 года в Германии было произведено свыше 1600 танков и штурмовых орудий. Что касается производства танков в 1940 году, то он оценил его почти в 200 танков ежемесячно [88]. Следовательно, с мая 1940 г. по июнь 1941 г. в Германии было произведено до 3,2 тыс. танков. Если исключить из них выпущенные в июне 1941 года, то получается не менее 2,9 тыс. новых танков, которые должны были к началу войны стать в строй действующей армии, если не все, то почти все.

Ну а сколько немецких танков было безвозвратно потеряно в боях во Франции и кампании на Балканах 1941 года? 200? 300? Вряд ли намного больше. Ну пусть еще выбыла из войск по другим причинам помимо этого сотня-другая этих боевых машин. Но все равно вряд ли за этот год их выбыло в общей сложности более полутысячи.

Итак, даже по самым скромным подсчетам округленно получается: в действующей армии было 2600 танков, потеряли 500, добавили 2900, равняется 5000. Можно посчитать и по-другому: вместо 500 выбывших поступило 2900 новых, значит, к 2600 существовавших прибавилось 2400, а в результате получаются все те же 5000 танков, которые должны были быть в ней в наличии.

Так почему тогда этот автор численность танков и САУ в действующей армии Германии к моменту нападения на СССР определял в 3582 штуки?! Куда же делось большинство только что выпущенных немецких танков? Где же им быть, как только не на решающем для Германии Восточном фронте, где, как признают сами немецкие генералы, в том числе и он, было сосредоточено свыше 80 % их бронетанковых сил? Да еще при этом танков там как бы не хватало.

Занижение этим автором числа немецких танков в силах вторжения видно и из противоречия между указанными им цифрами их количества и общего числа танков и штурмовых орудий, которыми обладал вермахт незадолго до вторжения в СССР (на 01.06.1941) – 5639. Таким образом, даже если исходить из этого числа, которое, как видно из объемов немецкого производства, является, скорее всего, далеко не полным, заниженным, то всё равно выходит, что на фронт, несмотря на якобы существенную нехватку танков, их было направлено всего-то 63,52 % от общего их количества (3582 от 5639).

Это еще можно было понять, если бы немецкому командованию было точно известно, что в Красной армии было мало танков или оно, скажем, рассчитывало на затяжную войну. Но ведь, напротив, немцы готовились к блицкригу! В общем, как ни крути, но концы с концами у этого автора не сходятся. Причем расхождения в цифрах у него весьма велики, а указываемое им в конечном итоге число немецких танков, входивших в силы вторжения, является очень заниженным, даже если исходить из других его цифр, тоже заниженных.

Примечательно, что Б. Мюллер-Гиллебранд далее признавал, что на восточноевропейский ТВД в июне 1941 года немцы направили подавляющее большинство своих сил. Вот что, в частности, далее написал: «Из числа имевшихся 208 дивизий для ведения кампании против Советского Союза было выделено 152 дивизии (включая Финский фронт). В количественном отношении они составляли около 75 % состава действующей армии, фактически это была значительно большая часть боевой мощи, так как остальные 56 дивизий, как правило, не представляли собой полноценных соединений… Кроме того, для других театров военных действий совсем не было выделено частей резерва ОКХ. Усилия ОКХ были направлены на то, чтобы сосредоточить все имевшиеся силы на решающем театре военных действий против Советского Союза, не считаясь с трудностями и угрозами, которые в результате этого могли возникнуть на других театрах войны» [89]. Что касается танковых соединений, то их доля в войсках вторжения Германии была, как уже сказано, еще выше – 17 из 21, то есть свыше 80 % от их количества.