Лиам, конечно, ревнует и теплых чувств к Джейку не испытывает, потому что он один из немногих, кто пристально наблюдает за Лиз и знает, что Джейка она тоже не любит.

Излюбленное времяпрепровождение Лиз и Джейка – ссоры. Джейк из тех, кто абсолютно уверен в своей правоте, а Лиз как раз такая особа, чья цель в жизни – ставить на место излишне самоуверенных типов. Во время ссор Джейк обзывал ее непотребными словами, а Лиз, огрызаясь и парируя, била по самым больным его местам, о которых знала только она.

За три дня до аварии они разругались из-за реферата по физике на тему силы тяжести, который готовила Лиз. Лиз уже почти дописала реферат, а Джейк, пытаясь выставить ее дурой, стал нести какую-то чушь про то, что ускорение – это третья производная от положения тела, требовал, чтобы она все изменила, и очень скоро их спор вылился в безобразную грызню.

В итоге Джейк обозвал Лиз стервой, сказал ей, чтоб валила к чертям собачьим – все это на одном дыхании, а Лиз рассмеялась ему в лицо и захлопнула за ним дверь.

Лиам не знает про эту ссору. Он не имеет прямого доступа к самым горячим сплетням, и всегда проходит какое-то время, прежде чем та или иная новость просочится в низы, дойдет до чудиков и отверженных, к коим он относится.

Правда, несмотря на ссору, Лиз с Джейком так и не расстались. Формально. В конечном счете Лиз просто больше не захотела тратить время на Джейка, даже не сочла нужным его бросить. Она искала основания для того, чтобы жить, а от него помощи не было никакой.

При всей его неприязни к Джейку Деррику Лиам возмущен, что того нет в больнице. Джейк и Лиз встречались почти три года. Он обязан быть здесь, обязан хотя бы притвориться, что убит горем.

Или, может быть, Джейк и впрямь убит горем. Лиаму это неведомо. Он не очень хорошо знает Джейка и не имеет большого желания как-то исправить эту ситуацию, поэтому вяло пытается воздержаться от строгих суждений.

На самом деле Джейк Деррик – чувствительный и сентиментальный парень. Он льет слезы над мертвыми собаками и на зрелищных футбольных матчах, и Лиз, вне сомнения, тоже будет оплакивать. Но через месяц-два уже будет целоваться с какой-нибудь другой девчонкой, у которой сиськи побольше и которая будет верить его вранью. А Лиз для него станет лишь удобным поводом для знакомства с новой подружкой.

– Я был влюблен в школе. Наверно, это прозвучит банально и все такое… но нас с Лиз связывало настоящее чувство. Когда она умерла, я просто… даже не знаю… Я был так потерян. Может, до сих пор не пришел в себя. Не знаю, как жить дальше.

Лиз так долго не порывала окончательно с Джейком лишь потому, что он поддерживал в ней огонь жизни; благодаря ему некая частичка в ней все еще верила в любовь и жаждала романтики. И он умел быть очень милым, очень внимательным: присылал ей цветы с записками на лепестках, в коридоре пристраивался к ней сзади и лицом зарывался в ее волосы, постоянно твердил ей, что она прекрасна, что от ее красоты у него перехватывает дыхание.

Потом в одиннадцатом классе, всего несколько месяцев назад, был вечер с участием бывших учеников. Лиз собиралась расстаться с Джейком раз и навсегда, а он сделал нечто такое, что заставило ее снова задуматься о любви.

Когда закончился последний урок, она подошла к своему шкафчику, открыла его, а оттуда выпал цветок. Стебель цветка обвивала ленточка, на которой почерком Джейка было накарябано нечто перефразированное из Шекспира, что должно было бы сразу вызвать у нее отторжение. Шекспира любила Джулия. А Лиз нравились циники – Оруэлл, Твен, Свифт, Хемингуэй. Но она только что пришла с собрания болельщиков; коридоры гудели от шума, ветер растрепал ее волосы, а цветок и лента были так прекрасны, что в тот момент она тоже почувствовала себя неземной красавицей.

«ОНО – ВОСТОК, И ЛИЗ В НЕМ – СОЛНЦЕ, – гласила надпись на ленте (и честно говоря, Лиз поморщилась от банальности Джейка). – ПЛЫВИ НА ВОСТОК, СОЛНЫШКО, ТУДА, ГДЕ МЫ ПОЗНАКОМИЛИСЬ».

Она так и сделала. Пошла к зданию для средних классов, в трехстах футах к востоку от школы для старшеклассников. С Джейком она познакомилась, когда училась в шестом классе. Они одновременно подошли к фонтанчику для питья у спортзала, и он галантно пропустил ее вперед. На мгновение ей подумалось, как это потрясающе мило, что он не забыл их первую встречу, но по мере того, как она приближалась к школе для средних классов, к ней в душу закрадывалось подозрение. Джейк не был сентиментальным – с трудом мог бы вспомнить события минувшей недели, не говоря уже про то, что было пять лет назад.

Она вошла в здание, остановилась у фонтанчика для питья рядом со спортзалом и прочитала оставленную для нее открытку. «МЫ ЦЕЛУЕМСЯ ПОД ЗВЕЗДАМИ». На парковке у кинотеатра она подобрала ожидающего ее плюшевого мишку и взяла записку из его лап: «ТАМ, ГДЕ У НАС БЫЛО ПЕРВОЕ СВИДАНИЕ, ЧАЕПИТИЕ С ПЛЮШЕВЫМИ МЕДВЕДЯМИ». Больница, где она навестила его после того, как он, играя в футбол, сломал ключицу. Она принесла ему кружку чая со специями (которому Джейк предпочел больничный «чили-дог»[8]) и – для хохмы – плюшевого медведя, желающего скорейшего выздоровления. Кончилось тем, что они стали целоваться на больничной койке, пока их не застукала медсестра, отнюдь не вежливо попросившая Лиз покинуть палату.

Гоняясь за «мусором», Лиз объехала весь Меридиан, опустошив почти весь бензобак, и в итоге припарковалась на краю заросшего поля близ начальной школы. Джейк стоял посреди поля с табличкой в руках, на которой черным маркером был выведен последний ключ к разгадке:

«ТЫ ПОЙДЕШЬ СО МНОЙ НА ТАНЦЫ?»

Она ответила согласием.

В принципе Лиз не верила, что любовь существует, и Джейка Деррика она не любила. Ей нравилось то, как он за ней ухаживает. Однако, как выяснилось, ее подозрения были не беспочвенными: у ее самовлюбленного парня просто не хватило бы воображения организовать охоту за «мусором». Джейк знал, что всю работу сделают за него подружки Лиз. Ему оставалось стоять на том поле и ждать.

Но в тот день на заброшенном поле близ начальной школы Лиз притворилась, что их связывает большое чувство. Любовь. Она лгала себе. Ее мир был почти прекрасен. Ей было все равно, что красота эта не настоящая.

Сообщили, что операция прошла успешно, и все, кто в больнице ждал известий о состоянии Лиз, разделились на три категории.

Одни трясутся, забывая дышать, плачут от сокрушительного, отчаянного чувства облегчения. Это – мама Лиз и Джулия. Когда врач сказал Монике, что ее дочь не умерла на операционном столе, она кинулась к Джулии и обняла ее, потому что не могла обнять Лиз.

Все групповые занятия в этот день были отменены, и в комнате ожидания толпится народ, принадлежащий ко второй категории – те, кто совсем не удивлен. Пожимая плечами, они заявляют, что даже и не волновались, а то, что не остались выполнять домашнее задание из-за того, что места не находили себе от беспокойства, – это ерунда. Сидя за маленькими столиками, они говорят, что всегда знали, что Лиз сильная и непременно выкарабкается.